Эми захлопала ресницами:
– Не поняла?
– Да ерунда. Глупость, короче. – Я направилась к двери. – Носи на здоровье.
– Сонни, ты можешь взять ее себе, – сказала она. – С полным правом. Она же на самом деле не для меня.
– Но и не для меня, – ответила я. – Он считает, что именно ты будешь выглядеть отпадно во фланелевой рубашке.
– Тут я с ним не соглашусь. – Она убрала рубашку обратно в коробку и снова посмотрела на меня.
Я уже взялась за ручку двери, но все еще смотрела на Эми. Или, скорее, испепеляла ее взглядом. Не нарочно.
– Ты на меня злишься? – спросила она.
– Нет.
Хотя я злилась. И ненавидела себя за это. В конце концов, Эми не виновата во всей этой ситуации с Райдером. Вина полностью на мне. Это я вела себя как последняя негодяйка.
И дело даже не в Райдере. Скорее в этом дурацком празднике, который постоянно напоминал мне о том, что у Эми есть все, чего нет у меня. Семья, дом, будущее… а теперь вот и Райдер. Эми окружали люди, которые ее любили. Люди, которые хотели покупать ей подарки и проводить с ней время. А у меня никого не было.
Никого… кроме нее.
Из меня как будто выпустили весь воздух, плечи поникли. Злость испарилась, ее сменила тяжесть вины.
– Нет, – повторила я. – Я на тебя не злюсь. Извини.
– Ты можешь взять эту рубашку, – сказала она, протягивая мне коробку. – Она действительно для тебя.
– Да ладно. Она мне все равно не подойдет. – сказала я, но все же взяла коробку. После чего заставила себя улыбнуться, и, хотя я сделала это неискренне, я знала, что улыбка выглядит правдоподобно, потому что… ну, это же я – как можно мне не поверить? – Твой брат привез печенье с глазурью, наше любимое. Я стащу одно. Или захватить парочку?
Фальшь в улыбке Эми сразу бросилась в глаза:
– Конечно. Хочешь сыграть партию на бильярде?
– Спрашиваешь.
Что за чертовщина!
На фоне всех последних событий – подарок Райдера, затянувшаяся неловкость в отношениях с Эми, бесконечные смены в книжном магазине и мои страдания из-за отсутствия семьи, с которой можно проводить праздники, – я стала настоящей брюзгой. Каждый рекламный ролик, в котором счастливый ребенок открывал подарки от любящих родителей, вызывал у меня непреодолимое желание зарядить с ноги в плоский экран телевизора Рашей. За рулем меня буквально трясло от любой рождественской песенки, которую передавали по радио. Я запретила себе открывать входную дверь из страха покалечить кого-нибудь, если вдруг кто-то решит петь праздничные гимны у нас на крыльце.
На работе я даже получила выговор от Шейлы за то, что волком смотрела на покупателей. Но изображать радость и в будни, и в праздники было равносильно пытке. И, хотя деньги мне были нужны, пару раз пришлось позвонить в магазин и соврать, что я больна – просто чтобы не сойти с ума.