Из глубокого унижения, в которое ввергнут был халифат Аббасидами, раз еще удалось поднять его на какие-нибудь 40 лет благодаря доблестным усилиям царствовавших один за другим четырех замечательных властелинов. Сына Васика, Мухаммеда, поставленного Баик-Бегом и сыновьями Васифа и Бути на место Му’тазза халифом, все считали за человека ничтожного, робкого, набожного. Ему-то можно было поверить, все полагали, что он будет много покорней, чем бывший его предшественник! Но в этом турки сильно ошиблись. В груди нового властелина таилась железная мощь, о которой давно уже, со времени Мутасима, и не слыхивали. Для этого человека, введшего впервые при дворе простоту и воздержанность, соединенные с надменностью прирожденного повелителя, существовало одно из двух — либо гнуть, либо совсем сломить. Наступал действительно последний момент и самое подходящее время для самостоятельного вмешательства халифа в дела. Во всяком случае, дикая жадность турок превысила уже всяческую меру. Ссоры между ними и берберами продолжались по-прежнему своим порядком, к тому еще присоединилось, что солдаты начинали оказывать явное неповиновение своим командирам. А те в свою очередь, побуждаемые одним чувством удовлетворения ненасытного корыстолюбия, стали особенно небрежно содержать части, квартировавшие не в Самарре, а в Багдаде, не принимавшие прямого участия в дворцовых революциях, вспыхивавших беспрестанно, можно сказать, не по дням, а по часам. Искусно вооружая одного против другого военачальников, возведших его на престол, не особенно довольных энергией халифа, и успев при этом выказать всю силу своей воли, Мухтеди завязал мало-помалу сношения с отделами стоявших в Багдаде войск, раздраженных против высших офицеров за нерадивое отношение к их интересам, и мог, по-видимому, рассчитывать, хотя временно, на их поддержку. Халиф решил поэтому действовать круто, чтобы сразу избавиться от сыновей Васифа и Бути. И это ему удалось по отношению к Салиху ибн Васифу и Мухаммеду ибн Буге (256 = 870), но Баик-Бег, которому поручено было исполнение подготовительных мер, открыл замысел халифа Мусе ибн Буге, и оба согласились напасть сообща на властелина. Халиф прослышал про измену и понял, что следует пустить в ход самые крайние средства. Халиф приказал бросить к ногам наступавших полчищ Мусы отрезанную голову Баик-Бега, а сам, предводительствуя несколькими тысячами берберов и турок, смело выступил против значительно превышавших численностью мятежников. Но недолго могли выдержать натиск бешеных полчищ немногочисленные защитники халифа; их бегство решило судьбу Мухтеди. С обнаженным мечом, отбиваясь отчаянно и тщетно взывая: «Люди, защищайте же своего халифа», достиг повелитель одного дома; вскоре накрыли его здесь турки. С истинным геройством повелитель отказывался до конца согласиться на требуемое от него отречение; его стали мучить самой утонченной пыткой, так что ни на одном члене не оказалось ни единого признака насильственной смерти (18 Раджаб, 256 = 21 июня 870). Но халиф прожил все-таки недаром. Продолжение прежнего режима, приведшего не только государство на край гибели, но стоившее также в течение всего одного года жизни трем преторианским военачальникам, даже и для турок показалось несколько рискованным. Мужественное поведение умерщвленного халифа встречено было всеобщим одобрением и почитанием в самых широких кругах населения, между тем как генералы не могли уже долее сомневаться в распространении недовольства в значительных отделах их собственного же войска. Сам Муса ибн Буга, как кажется, принял твердое намерение на время умерить свои требования. И стало истинным благословением для государства, когда как раз в это же самое время нашлись подходящие люди, чтобы, пользуясь благоприятными обстоятельствами, надолго укротить чужеземные войска.