с распростертыми объятиями и расселены в мусульманских владениях, которые они теперь стали ревностно защищать от нападений византийцев. Им вскоре даже удалось укрепиться в самой неприятельской стране, в месте Тефрике, в Малой Армении. Наконец Буга в 244 (858) со своими турками мог двинуться вперед; и ему, также как Омару ибн Абдулле в 246 (860), посчастливилось нанести грекам чувствительный вред. Но возраставшее постоянно участие преторианцев в дворцовых революциях и междоусобных войнах изменило при Муста’ипе положение дел к величайшему ущербу для ислама. Еще в 248 (862) Васиф вернулся в Самарру после успешного набега в византийские пределы, а уже в 249 (863) греческий генерал Петронас окружил Омара к северу от Тавра и истребил все его войско. Если же в смутные времена от Му’тазза до Мухтеди не был потерян весь округ оборонительных линий, то этим мусульмане обязаны только тому, что и в Византии происходили тогда не меньшие беспорядки; церковные неурядицы и насильственный переход правления к македонской династии помешали грекам воспользоваться, как следовало бы, упадком халифата. Но лишь только император Василий твердо укрепился, как направил в эту сторону могучие удары. Прежде всего озаботились греки отделаться от Павликиан, засевших в их государстве опасной занозой. В двух последовательных походах 257 (871) и 259 (873) они были неоднократно побиты. В последнем году, обезопасив предварительно в 258 (872) свои фланги и врезавшись глубоко в арабскую землю между Мелитеной и Самозатой, император взял и Тефрику. Теперь уже мог он свободно действовать против оборонительных линий. В начале 263 (876) отвоевал Василий снова Лулуу и опустошил в 263 (877) всю страну между Тарсом и Марашем. Предпринятый арабами в отместку поход в 265 (878) не удался, лишь в 270 (883/4) они еще раз одержали победу. Война продолжалась с этих пор с переменным успехом в течение десятков лет, совершались по-старинному набеги на пограничные округа сирийско-малоазиатские. Рядом с ними выступают на передний план снова морские экспедиции, предпринимаемые попеременно обеими сторонами. Ни те, ни другие не рассчитывали при этом делать прочные завоевания, высаживались попросту в одном из пунктов вражьего берега, поспешно производились опустошения насколько только было возможно, а затем снова уплывали. Истый морской разбой стал особенно сподручным и окупаемым богатой добычей для мусульман, когда лежавший в самом средоточии византийских владений Крит стал им дружественным пристанищем. Сарацины, обитавшие на Крите, промышляли сами одним только пиратством по Эгейскому морю, забираясь даже иногда далеко в глубь Адриатического; но с сирийско-киликийской береговой полосы, в особенности же из Тарса, быстроходные крейсеры арабов прокладывали себе дорогу вплоть до самой гавани Константинополя. Уже под 266/7 (880) упоминают византийские летописцы об одном подобного рода предприятии; за ним следуют далее все новые вылазки. Эти морские набеги принимают действительно опасный характер с появлением ренегата по имени Лев. Из своего постоянного местопребывания, Триполиса Сирийского, он наводит ужас на все побережье Эгейского моря, действуя, начиная с 291 (904), со своим флотом из 50 хорошо вооруженных кораблей. В этом самом году корсар напал на Фессалонику, второй по величине город в Византийской империи; целых 10 дней чинил он здесь грабежи и убийства, а затем повернул назад, захватив с собой тысячи пленных