Продолжавшийся упадок халифата, междоусобные войны, возникшие между эмирами, тянувшиеся без конца до и после кончины Муктадира, упрочили еще более могущество карматов, ставшее почти непреоборимым. Бесполезно описывать все отдельные набеги их, продолжавшиеся до самой смерти Абу Тахира (332 = 944). Вообще, впрочем, свирепость вторжений стала мало-помалу ослабевать. Ибн Раик, братья Баридии, а также Ихшид египетский сочли за лучшее стараться держать опасных гостей в отдалении при помощи уплачиваемой им дани; удалось также за звонкую монету восстановить, начиная с 327 (939), паломничества в Мекку к святым местам. Дела шли довольно долгое время и по смерти Абу Тахира все тем же порядком. Фатимидам предстояло много возни с непокорными берберами. Они оставили восток временно на произвол судьбы, даже не назначали ни одного нового дай. Карматы выбирали себе одного из родственников умершего предводителя, заседавшего в совете управления, заведывавшего вообще весьма успешно всеми делами этого оригинального государства. Влияние совета господствовало в те времена, не оспариваемое никем, над всем полуостровом; в 340 (951) покорен был и Оман. А вне границ Аравии все были довольны, если страшные бедуины довольствовались выплачиваемой им условленной данью. Только с 358 (969) начинает могущество карматов несколько падать вследствие событий, совершившихся в Африке. Описание их потребует особого рассмотрения.
Глава IV
ФАТИМИДЫ И ОКОНЧАТЕЛЬНЫЙ УПАДОК ДИНАСТИИ АББАСИДОВ
Когда 29 Раби II 297 (15 января 910) в Раккаду въезжал Убейдулла, первый халиф из семьи Фатимидов, план потомков персидского глазного врача, замыслившего истребление господства Аббасидов, был уже наполовину выполнен. Высшая власть переходила теперь в Африке от аббасидских арабов к берберам измаилитам. Занятая одновременно карматами в Аравии Лахса стала сборным пунктом, откуда тайная секта в течение каких-нибудь нескольких лет успела почти отвоевать власть багдадского правительства над Аравией, Сирией и Египтом. А непрестанно повторявшиеся нападения на Ирак открыли дорогу персидским Бундам к воротам самой столицы халифата, ибо тайная организация измаилитов продолжала действовать по-прежнему, раскинув свои сети начиная с западной Африки вглубь Персии, готовая к услугам безразлично каждого врага аббасидов, жаждущего гибели династии. Сколь преступными ни представлялись бы нам деяния этого ужасного семейства, нельзя же допустить, чтобы меймуниды или там фатимиды — как они весьма удачно присвоили себе это имя — готовы были удовольствоваться властью, брошенной им прихотью неслыханного рока, и были бы в состоянии хотя бы на одну секунду уклониться от преследования великого плана своего предка Абдуллы. О политике нового африканского халифа можно составить совершенно неверное понятие, если глядеть на него исключительно как на обыкновенного властелина прибрежного государства, простиравшегося между Баркой и Тангером. Не ради громкого титула и не для того, чтобы легче импонировать суеверным берберам, Фатимиды заставили величать себя халифами по примеру испанских Омейядов, едва ли когда-нибудь мечтавших о покорении всего востока. Титул «повелитель правоверных» заключал в себе для них скорее смысл неизбежно тяжкой необходимости. Неоткуда было им узнать