Оборона Севастополя, 1941–1943. Сражение за Кавказ, 1942–1944 (Алексеев) - страница 48

Отличилась 1-я рота в боях. Смотрят бойцы: где же тот, кто в город ворвался первым?

– Завьялов? Бердыев? Козлов? Терещенко? Возможно, другие?

Кто же в город ворвался первым? Все дружно сражались. Вместе ворвались. Кому же вручать письмо?

Гадают солдаты. Вдруг новый приказ для роты – атаковать, не стоять на месте, захватить городскую железнодорожную станцию.

Приказ есть приказ – снова в атаке, в бою солдаты.

– Ну что же, – решили солдаты, – кто ворвется первым на станцию, тот и письмом владеет.

Захватили герои станцию. Кто же здесь первым оказался?

– Дуров? Шакуров? Сергеев? Пшадов?

Рядом стоят и другие.

Все были в первых. Кому же вручать письмо?

Вновь не решили тогда солдаты. Новый приказ получает и рота, и весь батальон, и вся бригада: штурмовать, не стоять на месте, овладеть главной улицей Краснодара – Красной.

– Улица Красная! Улица главная! Вот тут уж судьба рассудит.

Ворвались солдаты на улицу Пролетарскую, а затем и на главную – улицу Красную.

Где же ответ на солдатский вопрос?

«Все были в первых, все были в равных», – звучит ответ.

Кому же вручать письмо?!

Гадали солдаты, гадали. Решали, решали. Решили так: пусть общим будет письмо для роты.

Послали ответ они в город Вичуга. Написали: «Милая девушка, все тут у нас в героях. Выбирай хоть Петрова, выбирай хоть Козлова. 1-я рота. С красноармейским приветом». И тут же одна за одной стояло сто подписей на листе бумаги.

Не осталось письмо без ответа. Сразу прибыло сто ответов. Сто разных лежат конвертов. На каждом конверте новой, иной рукою:

«1-я рота. Бойцу-герою».


«Ахтунг! Ахтунг!»


Летчик-истребитель капитан Александр Покрышкин находился в воздухе. Внизу, изгибаясь, бежит Адагум. Это приток Кубани. Новороссийск виден вдали налево. Справа осталась станция Крымская.

Впился летчик глазами в стекло кабины. Зорко следит за землей, за небом. Голову влево, голову вправо. Голову кверху, голову вниз. Поправил очки, шлемофон, наушники. Вновь повел головой по кругу. Снова – то вверх, то вниз.

В наушниках послышалось:

«Ахтунг! Ахтунг!» («Ахтунг» означает «внимание».)

Речь немецкая.

«Ахтунг! Ахтунг!»

Голос тревожный.

«Что такое? – подумал Покрышкин. – Что же случилось там у фашистов?»

Снова повел головой налево, повел направо. «Что же такое тревожное там у фашистов?»

И вдруг:

«Ахтунг! Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

Вот так «ахтунг!». Слышит Покрышкин: «Покрышкин в воздухе!» Услышали «ахтунг!» на других наших самолетах. Услышали фашистский «ахтунг!» и внизу, на нашем командном пункте.

Ясно нашим, почему раздается фашистский «ахтунг!». Ясно и фашистским летчикам, почему их предупреждают.