В квартире у него было еще лучше, чем на крыше. Прямо под люком стояла раскрашенная всеми цветами радуги стремянка. Вообще все в доме, даже стены, были разрисованы причудливыми картинами, в основном желто-красно-оранжевых тонов. Люстр не было, только торшеры, а в спальне и вовсе свечи.
— Терпеть не могу верхний свет, — объяснил Гоша.
Мебель, наверное, он тоже терпеть не мог, потому что на кухне вместо стола стояла коробка, накрытая куском желтого бархата вместо скатерти. В углу, на другой коробке, разместился черно-белый телевизор «Рекорд», который попытались превратить в камин, нарисовав пламя прямо на экране. Смотреть передачи было довольно забавно.
— Знаешь, он греет, — уверенно заявил хозяин.
Гоша приехал в Москву искать работу. Профессия у него довольно оригинальная — художник-оформитель. Раньше он жил в Ставрополе с родителями, которые упорно ждали, что сынуля перебесится и пойдет по их стопам. Мама с папой работали «коммерсантами» на ставропольском рынке, то есть покупали где-нибудь в Турции брючные костюмчики Chanel и сумки Fendi, а потом продавали это счастье наивным девочкам под видом дизайнерских вещей, каким-то чудом закатившихся на прилавок.
Гошу такие перспективы совсем не радовали, поэтому он в двадцать семь лет решил искать счастья в Москве. Родители понадеялись, что в столице ему вправят мозги, и даже сняли Гоше квартиру. В перспективе планировалось расширить бизнес до «точки» на Черкизовском рынке — Мекке всех «коммерсантов».
Я прониклась Гошиными проблемами настолько, что перезнакомила его со всеми людьми на журфаке, которые хоть как-то могли помочь с работой. Портила настроение только Варя, которая Гошу сразу невзлюбила и утверждала, что он меня нагло использует. Нет-нет, он даже и не думал меня использовать…
— Ты знаешь, мне предложили работу в журнале, — сказал Гоша как-то вечером, глядя с крыши вниз на темную улицу. — Тот парень, с которым ты меня позавчера знакомила…
— Это же здорово! — обрадовалась я.
— Я отказался, — вдруг посуровел он. — Знаешь, малыш, я подумал, что недостоин тебя…
— Господи, кто тебе наговорил этих глупостей?
— Но это же очевидно! — Гоша ходил туда-сюда по краю крыши, размахивая руками от волнения. — Мне в двадцать семь лет родители квартиру снимают и присылают деньги на еду, как школьнику!
— Это бред, Гош! При чем тут деньги?! Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ. Не твою работу, не твои деньги, а тебя!
Он нахмурился.
— Глупости, малыш! Какая тут может быть любовь?
— Ты же сам говорил, что…
Гоша молча смотрел вниз. Я от растерянности не придумала ничего лучше, чем удрать домой: бросилась к маленькой дверце, которая вела на чердак, с трудом нашла свой люк (раньше одна ни разу не возвращалась) и спрыгнула на пол в пустой кухне. Узнать, что тебя не любят, — это пострашнее, чем крысы.