– Товарищ капитан, ребята наверху нас прикрывают. Там есть горная тропа обратно к ущелью. Я думаю, это наш единственный выход. Воронцов и радиостанция целы, – выпалил он, глотая слова.
– Вот это новость так новость. Молодцы. Вы буквально как с неба свалились, – обрадовался капитан и тотчас переадресовал слова прапорщику. – Григорий Иванович, слышал, Воронцов жив!
Прапорщик выглядел плохо. Сказывалась большая потеря крови. Его поддерживали два почерневших от пыли и пороховой копоти солдата. От услышанной новости лицо его просияло. Солдаты тоже оживились, потому что нежданно-негаданно появился проблеск надежды. Пробиться к взводу старшего лейтенанта не удалось из-за того, что внезапно замолчали пулеметы. Солдаты спешно, но организованно стали отходить от кишлака к возвышенности, где располагалась пулеметная точка. Пулеметы упорно молчали.
– Что там случилось? – раздраженно спросил капитан, понимая, что задает вопрос сам себе. – Если мы сейчас рискнем подняться наверх, то нас расстреляют, словно мы мишени в тире. Приходько, бери двух бойцов и со мной наверх. Остальным занять оборону до нашего возвращения. Сержант Иванов, принимай командование и, прошу тебя, не делай удивленные глаза. Григорий Иванович совсем ослаб, ему сейчас нужна срочная медицинская помощь, куда ему командовать подразделением.
Сержант кивнул головой, и одновременно с его кивком наверху разорвалась граната. Капитан громко выругался и отдал команду сержанту с двумя бойцами. Через некоторое время они исчезли среди скальных нагромождений, нетерпеливо протискиваясь между ними и стараясь не быть обнаруженными. Путь наверх был тяжелым. Пот застилал глаза. Его соленый привкус, перемешанный с песочной пылью, стоял во рту и вызывал позывы на тошноту. Ощущение, что находишься под прицелом, не покидало ни на секунду. Создавалось впечатление, что они слились с землей. Превратились в ящериц. Когда они достигли верхней точки склона, капитан осторожно выглянул из-за камней. Увиденное не обрадовало его, и он снова выругался, но безмолвно.
Он поймал себя на мысли, что здесь, в Афганистане, стал, не замечая того, постоянно материться. Видимо, сказывалось постоянное нервное перенапряжение. Если бы его сейчас увидели родители, то были бы в тихом ужасе. Они интеллигентные, потомственные работники культуры, не смогли бы узнать в этом грязном, озлобленном, окровавленном офицере своего сына, который когда-то давно, еще юный и наивный, подавал большие надежды у преподавателей фортепьяно в элитной музыкальной школе.
Капитан кивнул головой сержанту. Тот молниеносно перевалился через камни и через некоторое мгновение они услышали его голос: