Лесничий продолжал быстро и нервно шагать из угла в угол беседки; вдруг он остановился передо мной, посмотрел на листок, который держал в руке, и, глядя на меня испытующим взглядом, спросил:
— Скажите, ваше сиятельство, вам действительно знаком некий Петер Шлемиль?
Я молчал.
— Человек прекрасного нрава, одаренный особыми талантами…
Он ждал ответа.
— А что, если я сам этот человек?
— …и потерявший свою собственную тень! — прибавил он резко.
— Предчувствие не обмануло меня! — воскликнула Минна. — Да, я уже давно знала, что у него нет тени! — и она бросилась в объятия матери, которая в страхе судорожно прижала ее к груди, осыпая упреками за то, что она себе на горе скрыла от родителей такую ужасную тайну. Дочь превратилась, подобно Аретузе, в ручей слез, сильнее разливавшийся при звуке моего голоса, а при моем приближении струившийся бурным потоком.
— И вы не побоялись с неслыханной наглостью обмануть ее и меня? — гневно продолжал отец. — Вы говорите, что любите ее, и в то же время так ее опозорили? Видите, как она плачет и рыдает! Какой ужас! Какой ужас!
Я совсем потерял голову и, сам не понимая, что говорю, начал убеждать: да ведь в конце концов это же тень, всего только тень; можно отлично прожить и без нее, и право же не стоит подымать из-за этого столько шуму. Но я сам чувствовал всю неубедительность своих слов, я замолчал, а он не удостоил меня даже ответом. Я прибавил только: то, что раз потерял, в другой раз, случается, найдешь.
Он в ярости набросился на меня:
— Сознайтесь, сознайтесь, сударь, каким образом вы лишились тени?
Мне опять пришлось прибегнуть ко лжи:
— Какой-то олух так неудачно наступил на мою тень, что продырявил ее насквозь. Пришлось отдать тень в починку, ведь деньги творят чудеса; я надеялся получить ее вчера обратно.
— Так, так, государь мой, — возразил лесничий, — вы сватаете мою дочь, ее сватают и другие. На мне, как на отце, лежит забота о ней; даю вам три дня сроку, в течение которых потрудитесь обзавестись тенью. Если вы за эти три дня явитесь с хорошо пригнанной тенью, милости просим; но на четвертый — будьте покойны — моя дочь станет женой другого.
Я было попробовал заговорить с Минной, но она, расплакавшись пуще прежнего, крепче прижалась к матери, и та молча махнула мне рукой — дескать, идите! Я побрел прочь, и мне казалось, что мир замкнулся у меня за спиной.
Скрывшись от надзора любящего Бенделя, в отчаянии блуждал я по лесам и полям. От страха лоб мой покрылся холодным потом, из груди вырывались глухие стенания, я сходил с ума.
Не знаю, сколько прошло времени, как вдруг, очутившись на залитой солнцем поляне, я почувствовал, что кто-то схватил меня за рукав. Я остановился и оглянулся. У меня за спиной стоял человек в сером фраке, мне даже показалось, будто он запыхался, догоняя меня. Он сейчас же заговорил: