Но сверху обрушилась всего лишь холодная вода. Ничего не видя, захлебываясь, с трудом набирая в легкие воздух, Скотт встал на колени. Еще одна волна упала на него, чуть не отбросив снова спиной на пол. Кашляя, отплевываясь, протирая глаза, Скотт поднялся на ноги.
Наперсток ходил ходуном, и вода, выпрыгивая из него, расплескивалась по цементному полу. Дрожа всем телом, судорожно дыша, Скотт слизывал с губ холодные капли.
Наконец, когда наперсток перестал раскачиваться чересчур сильно, Скотт осторожно приблизился к нему и подставил пригоршни под выплескивавшуюся воду. Она была настолько холодной, что стыли руки.
Напившись, Скотт попятился назад и чихнул. «О боже, вот и воспаление легких», – подумал он. Зубы застучали от холода. Влажный хлопчатобумажный халат нисколько не грел и прилипал к телу.
Резкими, порывистыми движениями Скотт стащил его через голову, и холодный воздух обжег кожу. Надо выбираться отсюда. Бросив на пол мокрый халат, он побежал к нитке и быстро, как мог, полез по ней вверх.
Забравшись на десять футов, он почувствовал страшную усталость. Каждое новое движение вверх давалось все с бо́льшим трудом. Боль немилосердно терзала мышцы – острая, рвущая, когда он подтягивался, тупая, пульсирующая, когда, отдыхая, зависал.
Скотт не мог отдыхать больше нескольких секунд и с каждой остановкой все больше замерзал. Его белое тело уже покрылось гусиной кожей, но он упорно полз, тяжело вдыхая воздух сквозь стиснутые зубы. Уже не раз Скотт думал, что вот-вот упадет, не совладав с охватившей руки и ноги усталостью, от которой мышцы становились все более вялыми. Руки отчаянно цеплялись за нитку (для него – толстую веревку), ноги плотно обхватывали ее.
Задыхаясь, он прижался к цементной стене. И через мгновение снова полез, не глядя вверх, зная, что сделай он это – и ему никогда и ни за что уже не добраться до цели.
Пошатываясь, Скотт пошел по полу. Волны тепла и холода попеременно обрушивались на него. Он прижал дрожащую руку ко лбу: горячий и сухой. «Я заболел», – мелькнуло в голове.
Рядом с цементной приступкой Скотт нашел свой старый халат – весь перепачканный, но сухой. Скотт стряхнул грязь и надел его. Стало чуть теплее. Вздрагивая от усталости и ярости, все еще трясясь от холода, он двинулся по полу, собирая немногие оставшиеся кусочки мокрого печенья и забрасывая их на губку.
Из последних сил надвинув крышку коробки на губку, он улегся в темноте на свою кровать. Слабое дыхание с тоненьким хрипящим свистом вырывалось из дрожавшего горла. На погреб опустилась тишина.