Снаружи окошка кареты проплывали одноэтажные домики деревни, перед ними ходили жители, а многие и останавливались, чтобы поглазеть. Она приглушенно слышала предназначенные кучеру окрики, взрывы смеха и пьяные возгласы. Внезапно задохнувшись, Сендалат отпрянула от пыльного окошка, пряча лицо. Принялась ждать, когда успокоится сердце. Карета пересекала глубокие колеи, качаясь с боку на бок. Сендалат сложила руки, крепко сжав ладони, и смотрела, как кровь покидает костяшки пальцев, так что можно различить кости.
Ее воображение столь податливо, а день выдался тяжелым.
Абара была известна величиной и богатством, пока войны не забрали молодых мужчин и женщин; тогда Дом Друкорлас готов был стать Великим. Когда Сендалат отослали назад, словно потерявший красоту и ставший ненужным подарок, она была потрясена бедностью родной земли - и селения, и хозяйской усадьбы, и уставших, истощенных полей.
Отец ее как раз тогда умер, еще до возвращения дочери - военная рана внезапно загноилась и погубила его быстрее, чем смогли помочь целители; трагическая, шокирующая смерть, а для нее - новая пустота, заменившая пустоту прежнюю. Мать вечно держала мужа - отца Сендалат - для себя одной. Сама называла это эгоизмом, когда прогоняла Сендалат из комнаты или запирала двери. Говорила о втором ребенке, но ребенка не появилось, а потом отец ушел. Сендалат вспоминала высокую безликую фигуру, а по большей части - лишь топот башмаков по деревянному полу над головой, топот всю ночь.
Больше мать никогда о нем не говорила. Она стала вдовой, и эта роль, казалось, делала ее более ценной в своих глазах; увы, удовлетворенной оказывалась лишь сама Нерис. Бедность подкрадывалась со всех сторон; так весенний разлив подтачивает крутые берега.
Приехавший в Абару молодой воин, однорукий и с добрыми глазами, изменил ее мир, и только сейчас она осознала, насколько. Не просто дал ребенка, не просто ночами и днями в лугах и рощах поместья учил ее открывать себя и вбирать его вовнутрь. Он стал глашатаем иного мира. Внешнего мира. Не Цитадели, не дома, в котором обитает, вечно ожидая мужа, мать. Мир Гелдена был суровым местом насилия, приключений, в котором каждая деталь сияла, словно залитая золотом и серебром, где даже камни под ногами оказывались самоцветами, ограненными рукой бога. Теперь она видела мир романтики, где смелый твердо стоит перед лицом злодейства, где честь хранит безопасность мягких сердец. И была в том мире любовь в полях, среди буйства цветов, под горячими и солнечными днями лета.
О таком мире она шептала сыну, рассказывая старые сказки, показывая, каким был его отец и где жил этот великий муж, а потом гасила свечу, оставляя Орфанталя снам и грезам.