И вот это уже не искупить ничем! Когда на первых страницах романа мы знакомимся с капитаном Бергом и его товарищами — штурманом Кооненом и бортстрелком Клайсом, то при условии, что мы сможем отбросить предубеждение против них (все же сразу становится ясно, осколки какой армии, какого строя они собой представляют — и предубеждение советского человека даже через 35 лет после той войны так естественно и понятно), иные детали их жизни, поведения и характера способны вызвать если не уважение и симпатию, то сочувствие. Их трудолюбие, рабочее прилежание, изобретательность и выдумка (все трое — отличные, спорые и умелые работники), их терпеливость, их неприхотливость, умение довольствоваться малым, не растеряться в сложной обстановке, примениться, извернуться и все же достигнуть желаемого, нужного — вспомним, как они не раз и не два ремонтируют свой все более дряхлеющий и отказывающий самолет, как, оставшись без запасов воды, создают устройство для перегонки и опреснения морской воды, как осваивают новые специальности и совершенствуются в них. Если забыть о цели, вдохновляющей их, о том, что и существование их на безлюдном острове, и кипучая деятельность определяются бог весть когда отданным приказом, давным-давно потерявшим смысл, о том, что их многолетняя оторванность от мира и терпеливое латание самолета служат тому, чтобы однажды сбросить единственную имеющуюся в их распоряжении бомбу на каких-то неведомых им людей, — можно вообразить их этакими Робинзонами двадцатого века. Но только если забыть. А забыть об этом невозможно.
Ибо Робинзоны эти не только летают на своем «мотыльке» как они называют самолет LQ86, с бомбой, которую так легко обрушить на любой кусочек давно мирной Европы, на тот же ночной Осло, который с интересом рассматривает, вспоминая о своем пребывании в нем, Берг, они еще и продолжают убивать. Сначала они уничтожают «какой-нибудь „дуглас“, совершавший ранний чартерный рейс, или патрульную „каталину“ чьих-то военно-морских сил»; затем патрульный истребитель с его экипажем; затем из-за равнодушия Берга к чему-либо, кроме исполнения некогда полученного приказа, наверняка погибнут участники некой полярной экспедиции; последней их жертвой становится экипаж неизвестного гидроплана, в упор расстрелянный Бергом в момент приближения летчиков к острову на шлюпке.
Бессмысленность этих убийств не может не осознаваться ими, как и то, что война в Европе так или иначе завершена, окончена. Но Берг упорно, отчаянно цепляется за состояние подчиненности, не желая (а может быть, уже не умея?) заставить работать свое собственное мышление, отказываясь принять самостоятельное решение: «Берг заставлял себя верить, что вместе с ними дожидаются своей очереди и другие ночные бомбардировщики на иных базах»; «Берг решил, что с определенного времени всем там внизу, видно, осточертело затемнение, и люди махнули рукой на запреты».