Поймав мое настроение, Вархар нахмурился и покачал головой.
– Видишь ли, Оленька. Тут контингент особый. Могут что-то внушить. На меня не действует. А на тебя? Черт его знает.
Холодок прошелся по позвоночнику, опустился в желудок. Вдруг и правда внушат, что я курица или того хуже – дерево? И буду кудахтать, пока Вархар не раскроет заговор! Или полива требовать… Но отправляться на занятие под охраной жениха все равно выглядело как-то неспортивно. В конце концов, я учила даже скандров! А их тут боятся намного больше, чем внушения, что ты – чудо в перьях.
– Я сама! – настойчиво ответила Вархару. Скандр пожал плечами, вздохнул и изрек:
– Если что, их головы замечательно украсят наш шкаф! Намного лучше, чем те безумные птицы.
И впервые за проведенные в Академии Внушения и Наваждения часы я усомнилась, что Вархар шутит или издевается над местными. Уж слишком звенел металлом его голос, слишком выпятился упрямый подбородок. Кулаки скандра сжались так, что костяшки побелели.
Меня же переполняла благодарность. Вархар так обо мне переживал… Как никто другой за всю долгую жизнь индиго…
Я мягко погладила своего варвара по плечу и улыбнулась.
– Справлюсь! – произнесла уверенно.
Воодушевление наполнило тело силой, налило ауру энергией. Как обычно перед рискованным предприятием. Что ж! Новое испытание для Ольги. Одно из многих за последние месяцы. Вот только я уже не та слабая наивная Ольга, единственной целью которой было спасти сестру. Я могучая Малитани! Владею магией электричества, огня, магнетизма…
Нехорошее предчувствие резануло по нервам – словно тень громадной птицы пролетела над мышкой. Но я одернула себя, посмотрела на скандра, на потешную розово-ванильную кухню и облегченно улыбнулась.
Все будет хорошо. Сама не понимаю, почему вдруг струхнула.
Все будет хорошо.
– Что ж, – подытожил Вархар. – Зайду за тобой после лекции. Пообедаем, и пойду учить уму уму-разуму неразумных внушателей.
* * *
Местная кафедра физики встретила меня знакомой кутерьмой, суетой, грязными полами и разрисованными стенами.
Каким бы ни был вуз, кто бы там ни учился и ни преподавал, некоторые вещи не изменятся никогда.
Холл перед кафедрой физики предсказуемо был отделан в розовых тонах и напоминал дешевый дом терпимости. Стыки плит на стенах, полу и потолке едва угадывались – их зашлифовали и залили толстым-толстым слоем чего-то очень блестящего и прозрачного.
Стены казались вспененным океаном сверкающих волн – позолоченные завитушки ровными рядами спускались от потолка до пола. Наверное, чтобы негде было писать местным мастерам наскальной живописи.