Генерал нахмурился и дернул челюстью. Амалия видела, что шутка Осетрова пришлась Дассонвилю не по нутру.
– Мои люди устранили двоих, и двоих устранил ваш агент. Полагаю, на этом можно остановиться… если, конечно, вы не возражаете.
– Все зависит от того, согласитесь ли вы на мои условия, – отозвался Осетров, пристально глядя на собеседника.
Устав стоять, Дюбуа вздохнул и сел на ближайший диван, но тотчас же подпрыгнул на месте и извлек затесавшуюся среди подушек острую шляпную булавку. Взгляд, который он метнул на Амалию, красноречивее любых слов говорил о его уверенности в том, что именно она подбросила булавку, на которую он напоролся. Встав с места, Дюбуа обошел стол и присел на самый краешек дивана, на котором устроилась Амалия.
– Кажется, это ваше, сударыня, – проговорил он негромким голосом капитана Уортингтона, протягивая своей соседке булавку.
– В жизни таких не носила, – шепнула в ответ Амалия. – Но я не возражаю, если вы будете верить, что она моя и что я нарочно смазала ее ядом.
Человек без имени, без труда надевающий различные личины, начал багроветь. В жизни у него были правильные и, пожалуй, даже красивые черты лица, но им словно не хватало какой-то определенности, которую, возможно, они приобретали только при очередном перевоплощении.
– Вы хотели меня убить!
– Нет, я лишь хотела спасти свою жизнь.
– Вы стреляли в меня!
– Всего два раза. Знала бы я, что вы носите защиту от пуль… Увы, наше знакомство не зашло так далеко, чтобы я успела изучить вашу одежду.
И, произнеся эту в высшей степени двусмысленную фразу, Амалия очаровательно улыбнулась.
– Не было никакой защиты, – буркнул Дюбуа, кладя булавку на круглый одноногий столик возле дивана. – Пули ударили во фляжку этого пьяницы, которую он таскал в кармане. Я носил ее с собой, чтобы не выходить из образа.
– Кстати, что с ним стало? Я имею в виду настоящего капитана Уортингтона.
– Кажется, его съели рыбы.
– Значит, он жив и здоров? Иначе вы бы не говорили об этом так просто.
– Мы поместили его в сумасшедший дом, чтобы он не путался у нас под ногами.
– Не боитесь, что от его общества там все сойдут с ума?
– Так они уже сумасшедшие, чего бояться? – ответил Дюбуа, сделав вид, что не заметил тонкой иронии собеседницы.
– Ну, вдруг они сойдут с ума еще больше. А врачи? Я очень беспокоюсь за врачей. По-моему, вы обошлись с ними безжалостно.
– Это вы безжалостны, мадам.
– Когда это я…
– Всегда! Взять хотя бы тот чертов обед, когда вы велели подать серебряные приборы. И смотрели на меня так, словно предвкушали, когда я их наконец стащу!