– Не понимаю, почему вы хотите остановиться в отеле, а не в нашей квартире? – По лицу мужчины видно, что он очень недоволен и обеспокоен: он все сильнее крутит головой, что типично для этой нации. – У нас такие процедуры…
– Я поступаю в соответствии с другими процедурами, – категорически возражает Хамид. – Это уже обговорено с вышестоящим начальством.
– О’кей, – соглашается человек, заметно испугавшись. – Я только вас сопровожу. Наверное, у вас есть и другие директивы саудовского королевского дома?
Марыся понимает, что спецслужбы во всем мире все друг о друге знают. Ей интересно, посвящен ли в тайны их семейной жизни этот смуглый индус. «Что за эксгибиционизм!» – думает она – ей это не нравится.
Как только они зарегистрировались в пятизвездочном отеле в туристическом районе, который выглядит как трущобы, Хамид исчезает по служебным делам, а Марыся получает задание проверить, не разместила ли Дарья что-либо в Сети. От сестры нет известий, она находит только пару имейлов от обеспокоенной Дороты, которая жалуется, что ни одна из дочерей не хочет поддерживать с ней связь.
Марыся ловит мать на фейсбуке и тут же получает от нее известие: «Знаешь что, Марыся, страшные вещи творятся в Европе и Польше. Не знаю, то ли это уже конец света, то ли он наступит через минуту. В прессе гордо пишут о расистском поведении поляков, и мне стыдно за моих земляков. Европа принимает тысячи беженцев из арабских стран, а мы боимся принять пару сотен мигрантов. Да мы просто ксенофобы! Неужели одна мусульманская семья, которая поселится в польском городке, лишит нас идентичности и послужит воцарению мусульманской веры? Если да, то чего стоит наше христианство, не говоря об идеях, веками провозглашаемых в костелах: возлюби ближнего своего как самого себя? Не говори, что если кто-то признает другую веру, то он уже не является нашим ближним. Мы по-прежнему отличаемся не только вероисповеданием, но и цветом кожи, ментальностью или культурой, но нельзя же возвышать одних над другими. Нужно оценивать нас по тому, что у нас в сердце, сколько в нем добра и гуманизма. Мы боимся, но ведь поляки – это народ героев, а не трусов, правда ведь? Хуже всего то, что начало уже доходить до явных проявлений ненависти. В последнее время на улице было избито двое арабских профессоров, которые приехали в Польшу на научный конгресс. И никто не отреагировал! Никто им не помог, даже полиция. Какая же репутация у нас будет в мире? Как мы себя показываем? Разве это христианские поступки?»
Возмущенная Дорота обеспокоена проблемами Европы и неизвестных ей беженцев или иностранцев с восточными чертами лица, к которым плохо относятся, ничего не зная об исчезновении младшей дочери, путешествующей с одним из самых опасных террористов современности. «Если бы она это знала, может, первой бросалась бы на каждого встречного араба», – думает Марыся, но пишет Дороте: «Мамуль! Поляки не единственные, если речь идет о враждебном отношении к иноверцам и мерзком поведении. Венгры тоже не отстают, даже в Германии создается оппозиция. Я сейчас и сама боюсь приехать в Польшу хотя бы на каникулы, потому что с моей арабской физиономией у меня могут быть неприятности. Европа добровольно и неожиданно для многих своих граждан открыла границы для всей нищеты и убожества Ближнего Востока, хотя до этого не впускала даже сотни беженцев из Черной Африки или Ливии. Это большая политика, и мы, ничтожные обыватели, никогда не узнаем, почему так случилось. Расскажу тебе все же, что меня удивляет. Почему богатые страны Персидского залива не пригрели своих братьев, арабов, и не помогли им в беде и горе? Ведь так было бы лучше для сирийцев, иракцев или афганцев. Тот же язык, культура, религия… И даже климат, полезный для жизни и здоровья! В самой Саудовской Аравии и ближайших к ней богатых странах дают работу миллионам пакистанцев, филиппинцев или индусов. Почему не дать работу своим? Почему Саудовская Аравия, Катар, Кувейт и Объединенные Арабские Эмираты не пригласили их к себе? Как ты говоришь, мамуль, мы этого не поймем нашими обычными неполитизированными скромными мозгами. Жаль, что поляки не способны помочь Европе в эту трудную для нее минуту».