Куда ни поворачивался Фрито, он видел и слышал лишь скрежещущие зубы хобботов да распяленные их глотки, да урчащие и подрагивающие животы. Скрежет и чавканье почти заглушили национальный гимн Шныра, нестройно исполняемый наемными музыкантами.
Мы хобботы, мохнатый люд,
Мы трескаем, пока дают,
Любая тварь у нас в чести
Лишь хобботов не жрем — почти.
Алкает рот, урчит живот,
Мы жрем, пока не разорвет.
Умнет сколько хочешь, — кто бы подал,
Веселый народец смурных объедал.
Припев: Жри, жри, жри, жри,
Жри, жри, жри, жри!
К столам собираются хобботы кучей,
Им хавать и пить никогда не прискучит
С восхода луны и до солнца в окошке
(Не съесть бы ошибкой тарелки и ложки).
Коль есть еда, тащи сюда,
Помрем за жрачкой — не беда.
Вечно веселым, к чему нам взрослеть?
Все к нам! Играть, блевать и петь!
Припев: Жри, жри, жри, жри,
Жри, жри, жри, жри!
Фрито слонялся вдоль составленных рядами столов, надеясь отыскать знакомую, коренастую фигуру Срама. «Жри, жри, жри…» бормотал он себе под нос, но почему-то странными казались ему эти слова. Отчего ему так одиноко в толпе веселых гуляк, отчего даже в родной деревне он ощущал себя случайно забредшим сюда чужаком? Фрито вглядывался в фаланги перемалывающих пищу зубов, в длинные, длиной в целый фут, раздвоенные на концах языки, свисавшие из сотен ртов, такие розовые и влажные под послеполуденным солнцем.
Тут во главе стола, где и Фрито полагалось сидеть в качестве почетного гостя, поднялась суматоха. Дядюшка Килько влез на скамью и махал руками, требуя тишины, — он вознамерился произнести послеобеденную Речь. После того, как гул от язвительных выкриков и грохот от ударяющихся одна о другую голов стал затихать, каждое пушистое, заостренное ухо и каждый остекленелый глаз обратились к Килько, дабы ничего не упустить из того, что он скажет.
— Дорогие мои хобботы, — сказал он, — дорогие мои Затыки и Перистальты, Чревниксы и Вислобрюхи, Оглоеды и Цирроузы, а также Сальценосы.
(- Пальценосы, — поправил его брюзгливый забулдыга, который, храня верность семейному имени, затиснул в ноздрю палец до четвертой фаланги включительно.)
— Надеюсь, все вы уже набили черева настолько, что вас того и гляди вырвет.
На это освященное обычаем приветствие гости традиционно ответили единогласным пуканьем и рыганьем, удостоверяя, что угощение пришлось им по вкусу.
— Как всем вам известно, я прожил в Хобботауне большую часть моей жизни, так что мнение обо всех вас я составить успел и, прежде чем покинуть вас навсегда, я хотел бы показать вам, что вы все для меня значили.
Толпа одобрительно взревела, решив, что Килько сию минуту начнет раздавать долгожданные подарки. Но то, что последовало за этими словами, поразило даже Фрито, в ошалелом обожании взиравшего на своего дядю. С Килько свалились штаны.