Шторм бесновался, ревел и плевался пеной, но перестал быть главным событием в жизни, по крайней мере, двух людей на 'Касатке'. А когда он кончился, капитан, шёпотом ругнувшись, отлепил от себя юнгу и отправил вниз, на помощь матросам. На его лице отражались смущение, негодование и изумление, впрочем, быстро стертые решимостью устранить бардак, царящий на корабле.
Выкидывая за борт мусор, Ники поглядывала на энергичного Зореля, отдававшего команды то тут, то там и даже не смотревшего в её сторону, и думала о скором наступлении вечера. Стихия напомнила ей о быстротечности жизни и о бесполезности ожидания...
После шторма на море наступил штиль. Команда была слишком измучена и удручена потерями, чтобы плыть дальше, и уже с наступлением раннего вечера, когда 'Касатку' более менее привели в порядок, Зорель разрешил всем поспать, выставив вахтенного. Спустя недолгое время кубрик уже дрожал от мощного храпа матросских глоток. Спал даже кок на камбузе, устроившись на полу с неизменной поварёшкой в руке. Да и вахтенный, так же как и все измученный усталостью, дремал одним глазом.
А вот у Ники Никорин сна не было ни в одном глазу.
Выскользнув из кубрика, она направилась к капитанской каюте без сомнений, не страшась будущего и покоряясь желанию слиться с Зорелем в одно существо, ревущее от страсти.
Капитан сидел за столом перед стаканом рома, и выражение его лица не предвещало ничего хорошего любому, осмелившемуся потревожить этот нехитрый покой.
— Ты? — хрипло спросил он, будто сомневался в том, кого видит перед собой. — Я тебя не звал, убирайся!
— И не подумаю! — так же хрипло ответила Ники, задвигая засов и развязывая пояс шаровар. — Не сегодня, мой капитан, нет!
Ясин вскочил, уронив стул. В одно мгновение обогнул стол и оказался рядом с юнгой, придвинувшись вплотную. Стальные захваты пальцев сжали его плечи. Дыша ромом ему в лицо, Зорель прорычал:
— Убирайся! В первом же порту получишь расчёт!
А Ники уже тянулась губами к его, таким ярким в черноте всегда щегольски подстриженной бороды... Капитана будто качнуло к ней. Перехватив его руку Ники положила её себе между ног, не дожидаясь, пока спадут шаровары. И замерла, ожидая реакции.
Жёсткие пальцы сжали промежность, явно желая причинить боль. Зорель застыл, осознавая найденное... точнее, не найденное, а затем просунул ладонь ей под рубаху, нащупал перевязь, утягивающую и так небольшую грудь, мощным движением сорвал её, в клочья разметав и рубаху, и со всего размаха вжал юнгу в дверную створку. Шаровары, наконец, спали. Ники зашипела, когда исполосованные ягодицы уткнулись в грубые доски. И оказалась смята и раздавлена ураганом по имени Ясин...