— Бабушка, о чём ты говоришь?
— Душа ищет тело, а ты подобрала её, да ещё и пригрела.
Аэлита? Климент сказал, что я совершила какую-то ошибку, и просил подумать, что я сделала не так. Выходит, я помогала духу, а он теперь не отвяжется от меня, пока не завладеет моим телом?
Бабушка стоит поодаль и близко ко мне не подходит. Её силуэт размыт, или это солнце и песок создают эффект колебания. Я совсем иначе представляла иной мир, предполагала, что там темно и сыро. Удивительно, сколько здесь света.
— Что же мне теперь делать? — спросила я.
Я знаю, что призракам нельзя доверять, неизвестно, кто к тебе явился. Спрятать личину под маской добродетели легко, если ты само воплощение зла. Но я вижу свою бабушку и не могу представить этот образ зловредным.
— Что ты чувствуешь? — вместо ответа спросила бабушка.
— Силу. И власть, — ответила я.
Не понимаю, к чему эти вопросы, лучше бы подсказала, как мне уберечься.
— Сила — дура, а власть, твой враг, — поспешила предостеречь меня бабушка.
Разве? Не могу согласиться с ней.
— Опасайся блудницы, а Мастер выведет тебя.
Блудницы? Кто она? Выходит, что мне и духа следует опасаться, а теперь ещё и блудницы. Вот так всегда — без соли сладость не проявится.
Я обернулась и увидела крохотную тёмную точку вдалеке. Она очень быстро росла, приближаясь ко мне с невероятной скоростью. И вот, я уже смогла разглядеть силуэт человека, а для точности я разглядела в силуэте Климента. Да, это он спешит мне на выручку. Мой Мастер — он всегда близко, а, значит, недалеко.
— Что ты тут делаешь? — спросил Климент.
— Кажется, я ввязалась в нехорошую историю, — призналась я.
— Что?
Он издевается? Кажется, я ясно выразила свою мысль, «ввязаться в историю», значит, нашла приключений на голову.
— Твоя Аэлита, оказывается, душа неприкаянная и она посягает на моё тело.
— Что?
— Хватит притворяться, что ты не понимаешь меня, — вспылила я. — Это было так задумано, ты подставил меня. И ещё, я знаю, что ты нашёл меня сам, не Магистрат. Хочешь в моё тело втиснуть душу прилежной ученицы, которая, потеряла своё тело?
— Нет, конечно, нет, — растерянно пробормотал Климент.
— Не смей отпираться, — крикнула я, но мой голос не разлетелся эхом, а остался рядом и резкий звук больно отозвался в барабанных перепонках. Чёрт возьми, это особенность пустынь, не рассеивать голос, а собирать его в болезненный пучок, или мы теперь в другом измерении? — А ещё какая-то блудница устроила на меня охоту и мне следует её опасаться, — выпалила я. — Столько счастья привалило, боюсь, не справлюсь.
— Давай-ка выбираться отсюда, — улыбнувшись, сказал Мастер.