Пред ней со скрежетом колес,
В пути меж полустанков,
Остановился паровоз
С тяжелым грузом танков.
А еще, говорят, на эту же тему была песня, которую разучивали побывавшие в пионерах раньше меня, но ее слова мне не известны.
Так что нет ничего удивительного, что подвиг Раймонды Дьен практически немедленно увековечили в бронзе. А через четыре года для пущей убедительности еще и продублировали памятником-двойником.
А дальше ее стали забывать.
В мои школьные годы все уже знали другого борца за мир – Анджелу Дэвис, обладательницу невероятно пышной прически, ставшей в СССР символом борьбы за демократию и социальный прогресс, которых так не хватало США; все в нашей стране требовали освобождения Анджелы Дэвис из американской тюрьмы, и была она младше Раймонды Дьен на пятнадцать лет, чего мы уже знать не могли, потому что к этому времени Раймонду Дьен в Советском Союзе порядком забыли. В середине восьмидесятых астрофизик доктор Хайдер бросил вызов администрации президента Рейгана и объявил голодовку против программы звездных войн и ядерных испытаний. Его никуда не сажали, он сам сидел около ограды Белого дома по своему расписанию. Этот борец за мир уже воспринимался как фигура трагикомичная: его «голодовка» длилась около семи месяцев, да так и закончилась ничем. Ораторий ученому не посвящали, но Федор Чистяков, лидер группы «Ноль», сочинил про него песню, мне случилось ее услышать в исполнении автора на рок-фестивале во Дворце молодежи («…и тут мы узнали радостную весть-снова стал есть – доктор Ха-а-а-а-айдер – доктор Ха-а-а-а-айдер —»).
В конце прошлого и начале нового тысячелетия Раймонду Дьен в нашей печати практически не вспоминали – ну разве что в связи с этим памятником могли упомянуть в специальных справочных изданиях. Годы ее жизни в этих скупых заметках определяли так: (1929 – ?). Сегодня Интернет насчет вопросительного знака не оставляет сомнений. Скульпторы, художники, композиторы, оперные певцы, общественные и государственные деятели, прославлявшие это красивое имя, отошли в мир иной, а та, кому воздвигли более полувека назад прижизненный памятник, жива и сейчас (когда я это пишу) – так что долгих ей лет и здоровья.
Не знаю, видела ли Раймонда Дьен бронзовую себя рядом с бронзовым рельсом, и вообще знает ли она о наличествовании в Петербурге ей памятника (даже двух), но, по-моему, для всего нашего бренного мира есть что-то запредельно невероятное в этом двояком присутствии: более полувека одновременно сосуществуют памятник человеку и человек, которому он поставлен!