Он оставил меня за то, что Мартин связал меня. Нет, он не ударял меня и не ломал зуб. Это я сделала сама. Но он выгнал меня.
***
— Освободи своё сердце, котёнок. Освободи свой разум. Открой глаза. Кого ты видишь?
Дикон дёргает мои волосы, пока я не смотрю на него. Я чувствую себя как дома и взволнованно. Он вернулся. Он ушёл, но вернулся.
— Тебя, — хриплю я.
— Ты свободна? — Он вытягивает мою руку назад и останавливается.
— Да, — я говорю.
Но плавность момента исчезает, когда Дикон растирает больное место на моём запястье большим пальцем. Он у меня за спиной, на коленях, его пульсирующий член возле моей щели. Я не хочу, чтобы он тёр моё запястье. Я хочу, чтобы он трахнул меня.
— Что это? — спрашивает он.
Мне казалось, синяки сошли, но у Дикона орлиный взгляд. Ни одна деталь никогда не ускользала от него, и ни одна ложь никогда не оставалась незамеченной.
— Синяк, — я перехватываю следующий вопрос, потому что он уже знает ответ. — От верёвки.
Он отклоняется назад, и я знаю, что всё кончено. Он не трахнет меня. Простит, но не трахнет.
— Кто? — он спрашивает, будто это уместно.
Это не так. Кто-то другой связывал меня. Мы оставили это друг для друга. Я встаю, потому что не могу признаться в позе сабмиссива. Я должна поднять голову. Должна.
— Мартин. Он хотел поработать над этой последней асимметричной позой.
— Дебби при этом была?
— Нет.
— И? — теперь он встаёт тяжело, как скала. Ужасающе.
— Что и?
Он не будет спрашивать меня, трахалась ли я с ним, потому что это не первостепенная важность. Он просто будет стоять с выражением шока, а затем сделает шаг вперёд таким образом, что я попячусь назад, один раз, два раза, пока стена не окажется у меня за спиной. Его дыхание упадёт на мою щёку, и боль в моей руке перебежит от моего запястья к чувствительной стороне моего бицепса.
— Ты не хотела этого, — говорит он глубоким гортанным голосом. Он голый, потрясающий. Дикон прижимает меня к стене, и от трения кожа на моей заднице горит.
Сожаление. Фунты сожаления. Мили в ширину. Сожаление до глубины моей разломанной души.
— Я сожалею. — Так ли это? Или это просто слова?
— Почему?
Моё запястье болит. Он с такой силой прижимает его к стене, будто я уйду, будто повернусь к нему спиной. Тем не менее, я хочу уйти, убежать, показать ему, что могу бросить его так, как он бросает меня.
Я выворачиваюсь, но он только прижимает сильнее и требует:
— Почему?
— Отстань от меня!
— Скажи мне, почему! — Его глаза расширяются, зубы сверкают, словно он хочет вырвать мне глотку. — Почему?
— Мне это нужно!
Он делает один вдох, тяжёлый, словно наполняет лёгкие, чтобы сказать то, что он не хочет говорить. Дикон тянется ко мне, и я думаю, что он мог бы сказать, что всё в порядке. Он проводит пальцем по моей нижней губе, и я вот-вот взорвусь от благодарности. Его лицо мягкое и любящее, и этот мужчина принадлежит мне настолько, насколько я принадлежу ему.