И с чего я завелся-то так? Наверно, все-таки из-за того, что монах первых ратников сотни безбашенными отморозками посчитал. Да не были же они никакими отморозками, нормальные крутые мужики, военные профессионалы. Конечно, отцу Михаилу с его «возлюби врага» да «подставь другую щеку» понять, что это тоже совершенно нормальные люди, очень трудно. Но странно вообще-то. Он же в воинском поселении столько лет прослужил. Среди таких же профессионалов.
А может, неспособен понять в принципе? Как там лорд Корней живописал? «Лентяй норовит трудягу дураком выставить, слабак сильного человека — зверем тупым, а трус храбреца — сумасшедшим». Ну трудягу отец Михаил дураком вряд ли посчитает, а вот насчет остального… Ну да, тут я из чувства противоречия и попер буром, и даже сам не заметил, как дерьмократом голимым нарисовался. Ну надо ж так…»
— Минь, приехали. Сегодня еще куда поедем или распрягать?
— Распрягай. Завтра поедем. У меня с утра дело будет, но ненадолго, а потом к Нинее поедем. У матери где-то подарки лежат для Нинеи и внучат, да мать еще и сама каких-то гостинцев приготовила. Вот это все возьмешь у нее, в сани уложишь; я освобожусь — и сразу поедем.
— Угу. Она что, родня вам?
— Нет, просто человек хороший, сам увидишь. Ну я пошел.
«А со Змеем Горынычем-то как интересно. Кто бы мог подумать: Змей Горыныч — реальная историческая личность! Обалдеть! Сказители, конечно, лихие ребята: мало того что Соловья-разбойника в другое княжество переселили, так еще и волынского воеводу трансформировали в гибрид птеродактиля с огнеметом, да еще в трехствольном исполнении. Кхе, как говорит лорд Корней. Впрочем, Соловьев могло быть и два, один в Черниговской земле, другой — в Древлянской. Слились же в народных сказках в единую личность Владимир Святой и Владимир Мономах под именем Владимир Красно Солнышко. Этнографа бы сюда вместо меня, вот бы кайфовал…»
Бум! Удар по голове был не столько сильным, сколько неожиданным. От неожиданности-то Мишка и упал, тут же получив пинок под ребра. Опять же несильный, даже какой-то несерьезный.
— У, змей подколодный! — раздался над головой голос Аньки-младшей. — Глаза твои бесстыжие, аспид! Чтоб у тебя язык твой поганый отсох!
Мишка едва успел прикрыться рукой — зубья грабель летели прямо в лицо. Прикрылся плохо — боль рванула правую щеку, хорошо, хоть глаза уберег. Анька замахнулась еще раз, но грабли почему-то так и остались закинутыми за голову.
— А ну не балуй!
Голос был молодой, совершенно незнакомый. Анька в ярости обернулась, и тут Мишка с маху врезал ей костылем сзади под колени. Девка выпустила грабли, плюхнулась задом на истоптанный снег и разрыдалась в голос.