Мистер и миссис Белдербосс сильно отстали, и к тому моменту, когда они догнали нас на хребте, небо на востоке стало уходить ввысь — дальние Пеннинские горы, бледного лавандового цвета, освещенные рассветом, с каждой секундой выступали все явственнее.
Мать выпустила камень из руки, и он покатился вниз по склону, сама она в это время читала молитву. Родитель сделал то же самое, затем к ним присоединились все остальные, так что сразу несколько камней покатились, подпрыгивая, через папоротник, ударяясь об известняковые террасы и пугая сонных фазанов и кроншнепов.
Хэнни тянул меня за рукав, показывая на что-то.
— Что там? — шепотом спросил я.
Брат немного спустился вниз по склону холма и махнул рукой, предлагая мне следовать за ним.
— Что такое, Хэнни? — Я посмотрел на брата.
— Что он увидел? — спросила Мать.
Хэнни шел вперед, продираясь сквозь заросли папоротники. Мать позвала его, но он не отозвался.
— Оставайтесь здесь, — предложил Родитель. — Я схожу за ним.
И он пошел за Хэнни по следу, все время окликая его. Хэнни пару раз обернулся, но продолжал идти вперед, полный решимости добраться до чего-то, что он увидел с высоты хребта.
На полпути вниз Хэнни остановился. Родитель нагнал его через минуту и увидел то, что обнаружил Хэнни. Он помахал нам рукой и позвал отца Бернарда и меня.
* * *
Когда до Родителя оставалось двадцать ярдов, он поднял руку, чтобы призвать нас к тишине. Взгляд его был прикован к тому, что находилось у его ног.
— Что это? — спросил отец Бернард.
— Смотрите, — прошептал Родитель.
Беременная овца с желтыми дикими глазами в зарослях папоротника, одержимая древними гормонами, под властью которых она вытоптала копытами гнездышко в земле и улеглась там.
— С ней все в порядке, преподобный отец?
— Да, думаю, все в порядке.
Отец Бернард опустился на колени и положил руку на брюхо овцы, шикнув на нее, когда та вдруг дернулась и забилась в грязи.
— Вот оно, — мягко сказал он.
— Вы держали овец, преподобный отец? На ферме? — спросил Родитель.
— Были у нас овцы, ага.
Овца несколько раз поднимала голову, потом снова опускала на землю. В холоде раннего утра ее жаркое дыхание превращалось в пар.
— Она тяжело дышит, да? — заметил Родитель.
— Да, все хорошо, — сказал отец Бернард. — Как раз время пришло.
Он переместился так, чтобы оказаться позади овцы, где уже показалось копытце, потом другое, затем появился нос ягненка. Отец Бернард придвинулся еще ближе и положил руку на бок овцы, проводя большим пальцем по мягкой шерсти.
— Уже недолго, — сказал он.
Овца смотрела на нас испуганными глазами. Ноги ее напряглись, брюхо вспучилось. Она издала громкое блеянье, тело дернулось в последних судорогах, выдавивших ягненка в дымящей слизи наружу.