Она пригладила рукой волосы Хэнни и обняла его за плечи.
— Мы сказали ему, что отправляемся в «Якорь», — объявила она. — И он с нетерпением ждет поездки, правда?
Но Хэнни больше интересовало помериться со мной ростом. Он положил ладонь мне на макушку, а потом переместил руку вниз, к адамову яблоку у себя на шее. Он снова вырос.
Довольный, что по-прежнему выше меня ростом, Хэнни стал подниматься по лестнице, как всегда шумно, и перила тихонько скрипели, когда он перебирался со ступеньки на ступеньку.
Я направился в кухню, чтобы приготовить чай в его кружке с картинкой, на которой был изображен лондонский автобус. Вернувшись, я нашел Хэнни в его комнате. Он все еще не снял старый плащ, принадлежавший когда-то Родителю и приглянувшийся ему много лет назад. Он носил его в любую погоду. Хэнни стоял у окна спиной ко мне, глядя на дома на противоположной стороне улицы и проезжающие внизу машины.
— Все в порядке, Хэнни?
Он не двигался.
— Дай мне плащ, — сказал я, — я повешу его.
Хэнни повернулся и посмотрел на меня.
— Твой плащ, — повторил я, дергая его за рукав.
Брат смотрел, как я расстегивал пуговицы за него и вешал плащ на вешалку за дверью. Плащ весил тонну. Он был набит предметами, служившими средствами коммуникации между им и мной. Кроличий зуб означал, что Хэнни голоден. Кувшинчик с гвоздями говорил о том, что у него болит голова. Извинялся Хэнни при помощи пластикового динозавра, а если он чего-то пугался, то надевал резиновую маску гориллы. Иногда брат пользовался комбинацией этих предметов, и хотя Мать и Родитель воображали, что знают, что все это означает, на самом деле только я действительно понимал его. У нас был свой мир, а у Матери и Родителя — свой. В этом не было их вины. Как и нашей. Просто так было. И до сих пор это так. Мы с Хэнни ближе друг к другу, чем люди могут себе представить. Никто, даже доктор Бакстер, не может этого понять.
Хэнни похлопал по кровати, и я сел, а он принялся листать рисунки с животными, цветами и домами. Вот его учителя. Вот другие обитатели интерната.
Последняя картина, однако, выглядела совсем иначе. На ней были изображены два человечка, стоящих на берегу, заваленном морскими звездами и ракушками. Море выглядело как ярко-синяя стена, поднимавшаяся наподобие цунами. Слева виднелись желтые горы, зеленая трава на вершинах напоминала прическу могикан.
— Это Лоуни, да? — спросил я, удивляясь, что брат вообще помнил это место. Прошли годы с тех пор, как мы последний раз были там, а Хэнни редко рисовал что-то, что не видел прямо перед собой.