Мистер и миссис Белдербосс все-таки хотели увидеть межевание, и хотя все остальные устали и страшно хотели убраться подальше от этого места, все же решили на пути остановиться у Литтл-Хэгби. Однако, когда мы приехали туда, там было пусто. Дул теплый ветер, пригибая нескошенную траву, в которой раздавалось жужжание насекомых, рано проснувшихся в этом году. Священника не было видно. Народ, в прежние времена собиравшийся с веточками ивы и березы на зеленой лужайке, чтобы размечать границы прихода, в этот раз сидел по домам, запершись. Мы поехали дальше.
Когда Хэнни уехал в Пайнлендс, я был счастлив. Мне совсем не нравились последствия нашего пребывания в Лоуни. Брат сильно изменился. Казалось, он больше не замечал, что я был рядом. Он отстранился, мало со мной общался, более интересуясь тем, что видел вокруг себя, причем изучал все так тщательно, как будто никогда ничего этого раньше не видел. Его развитие пошло в обратном направлении. То, что с ним произошло в «Фессалии», превратило Хэнни в неразумное дитя.
Когда он приехал домой на очередные праздники, то он оставался таким же. На лице все время блуждала улыбка слабоумного. Целыми часами брат мог сидеть, уставившись взглядом в одну точку. Мне было невыносимо видеть Хэнни таким, и я почти все время с того момента, как он вернулся домой, проводил у себя в комнате. Брат ни разу не пришел ко мне.
Мать и Родитель ничего не хотели замечать. Они видели, что что-то не так, что Хэнни изменился, но не делали никаких замечаний на этот счет.
Мать вернулась к своей работе в магазине, Родитель — в свой офис. Они не понимали, почему я был так несчастен и не мог просто принимать вещи такими, какие они есть, почему я все время о чем-то думал?
* * *
Солнце ярко освещало комнату, день становился душным. Я открыл окно, насколько позволяла задвижка, но не ощущалось даже дуновения ветерка. Я смотрел, как по дороге мчится автомобиль. Почтальон без пиджака едет на велосипеде в тени платанов.
Я вернулся к «Гамлету» и дочитал до конца акт первый: «Порвалась дней связующая нить. Как мне обрывки их соединить!» Потом я услышал снизу звук разбившейся посуды и громкий вопль Матери. Я бросился вниз, в кухню. Мать обернулась и уставилась на меня. Глаза ее были вытаращены, рот слегка приоткрыт. Она шевелила губами, пытаясь произнести какие-то слова. Осколки ее любимого блюда для фруктов валялись у ее ног. Она снова повернулась к Хэнни, который сидел, положив ладони на стол, перед ним стояла чашка чая.
— Что случилось? — спросил я.
И прежде чем Мать смогла ответить, Хэнни сказал: