Мы осторожно двигались вдоль хребта дюны, и там, где он переходил в склон, мы залегли, распластавшись на песке. Раздвинув траву дулом, я смог более отчетливо увидеть пассажирку на переднем сиденье. Мать сочла бы ее вульгарной по тому, как она сжимала и разжимала губы, когда наносила помаду, глядясь в зеркальце солнцезащитного козырька. Она принадлежала к тому типу дам, на который Мать указала бы Родителю, непременно выдав комментарий.
Вздернув подбородок и повернув голову набок, пассажирка принялась выбирать что-то в уголке открытого рта с помощью сложенной уголком салфетки, затем провела кончиком мизинца вдоль углубления на верней губе, закончив движение щелчком.
Водитель отвлек ее на мгновение, и она повернулась к нему. Было видно, что между ними возникло какое-то разногласие, и дама снова принялась наводить красоту, нетерпеливо похлопывая пуховкой по щекам и носу и прерывая процесс только для того, чтобы что-нибудь крикнуть.
Я переместился правее и смог лучше разглядеть девочку на заднем сиденье. Она наклонилась вперед и попыталась вмешаться в разговор, но взрослые на переднем сиденье не обращали на нее внимания, и она стала смотреть в окно.
Она смотрела прямо на меня, но я не был ей виден. Я следил за тем, чтобы оставаться невидимым. Я всегда так делал. В Лондоне, когда я играл на еврейском кладбище, я не производил ни звука, как мертвый. Даже мертвее, чем мертвый.
Наблюдая за девочкой, я даже не слышал собственного дыхания, только ощущал, как его тепло согревает указательный палец через равномерные промежутки времени.
Хэнни потеребил меня за плечо.
— Что такое? — обернулся я.
Он показал на запястье, где виднелась красная полоса от ремешка его часов.
— Ты уронил их? — спросил я.
Хэнни снова посмотрел на запястье.
В конце концов водитель вышел из машины и встал напротив открытой дверцы. Он поправил клетчатую шляпу, посмотрел вверх на чаек и окинул взглядом болота, через которые только что проехал. Я услышал, как клацает зажигалка, и через секунду ветер донес до меня сизый дымок, и я уловил сладко-гнилостный запах мужской сигары и услышал женский голос:
— Что будем делать, Леонард?
Мужчина быстро нагнулся к спутнице:
— Вода скоро уйдет.
— До темноты?
— Конечно.
— Мы не можем держать ее здесь, на холоде, в ее состоянии. Нужно снова отвезти ее в дом.
— Я знаю. Не беспокойся.
Они негромко спорили, и я расслышал ее имя в тот момент, когда мужчина снова поднял голову и припечатал презрительно в конце фразы: Лора.
Хэнни рылся в песке в поисках своих часов. Я слегка толкнул его, чтобы не шумел. Леонард захлопнул автомобиль, вызвав испуг у стайки мелких птичек, и ступил с дороги на песок. Он прошел дальше и остановился, с насмешливым любопытством глядя на раненую чайку. Потом снял шляпу, слегка провел по ворсу тыльной стороной руки и снова надел.