— Все хорошо? — спросил я так беспечно, как мог.
Он кивнул.
— Отлично.
На меня даже не взглянул.
— Все прошло нормально?
Он копался в рюкзаке в поисках чего-то.
— Я пойду к ней на будущей неделе, — бесстрастно проговорил он. — Джина просила меня прийти на будущей неделе.
Он так и не посмотрел на меня.
— Что же, это хорошо. Отлично.
Тут я вспомнил еще кое-что:
— Ты принял таблетки?
Он бросил на меня возмущенный взгляд.
— Не надо мне напоминать, — заявил он. — Я не ребенок.
Он должен был принимать таблетки.
Несколько лет назад, только перейдя в старшие классы, он слег от какой-то болезни. Сначала думали, что это грипп, но после того как он проболел больше половины триместра, у него стали подозревать синдром хронической усталости. Только после невеселого Рождества выяснилось, что у него проблемы со щитовидной железой. Ему прописали таблетки, и его здоровье поправилось. Но он должен был принимать их каждый день, всю оставшуюся жизнь. Что ж, в мире полно детей, у которых ситуация гораздо хуже.
Я пошел спать, зная, что слишком перенервничал сегодня, чтобы уснуть. Наверное, только под утро удастся подремать.
А все потому, что его болезнь — еще одно событие, произошедшее, когда Джины уже не было рядом.
Тайсон увидел меня сразу же, как только я вышел из машины.
Сначала он просто смотрел — прижал уши, оскалил зубы, из уголка жуткой пасти тянулась длинная нитка слюны. Такое ощущение, что он не мог поверить своему счастью. Объект его страстного желания вернулся.
Затем он внезапно сорвался от своих хозяев — Старых Парней, которые стоял и, наклонив головы, похожие на огромные вареные яйца, в отвратительном братстве, и бросился через двор, лавируя между новенькими «мерсами» и ржавыми драндулетами с польскими дисками.
Слишком поздно.
Я уже был на середине бетонной лестницы, слушая, как «завывает пыльный ветер в коридорах замка» — это из песни Вилли Нельсона.
Я постучал в дверь старика.
Ему понадобилось ужасно много времени, чтобы открыть, но я все же успел скользнуть в спертый воздух его квартиры прежде, чем прибежал Тайсон. Мы слышали, как его мясистые лапы колотят в тонкую дверь, пока он выл о своей противоестественной любви.
Синг Рана сидел на оранжевой софе и смотрел трансляцию бегов. Он поднял на меня взгляд, на его бесстрастном лице мелькнуло приветственное выражение, и он снова погрузился в атмосферу бегов в Чепстоу.
— Я вам кое-что принес, — сказал я, протягивая Кену конверт размером A4.
Он открыл его, вытащил пачку черно-белых фотографий и поднес их к лицу. Я нашел его очки и подал ему. Он отнес фотографии на софу. Я встал за спинами стариков, наблюдая, как они рассматривают снимки. Они взяли в руки первый.