Который он держал в руке.
Окровавленный кинжал выпал из её руки.
Когда все закончилось, капитан отправился мародерствовать на корабль противника, пополнив тем самым свои запасы продовольствием, и, что самое важное, чёрным порохом.
Капитан был доволен. Он назвал взрывчатые мешочки Арина божьей смекалкой. Они преподнесли сюрприз валорианским пушкарям, тела которых начинили гвозди, а дым мешал обзору.
— Грязный ход — отличный ход.
Арин ничего не ответил.
Капитан внимательно осмотрел его, задержавшись на окровавленных частях тела.
— С тобой всё будет в порядке, — сказал он и покосился на ноги Арина. — Тебе нужна обувь.
Арин пожал плечами. Он понял, что не смеет заговорить. Он чувствовал себя опустошённым, в ужасе от того, что сделал, хотя не убей он, был бы убит сам, и неважно, что за валорианец пытался его убить — мужчина или женщина. Если бы его спросили до этого, равные ли права на войну у мужчин и женщин, но бы ответил: Да. Если бы его спросили, равны ли мужчины и женщины, он бы ответил: Да. Нужно ли к ним относиться одинаково? Да. По этой логике, если не предполагается никакой пощады для мужчин, то нет её и для женщин. Но Арину не казалось это логичным. Он был противен сам себе.
Она была жестокой. Определенно. Кестрел такой не была.
Его нутро заполонил страх, вытеснив всё остальное.
Её отец хотел для нее судьбы солдата. И она почти согласилась. Он представлял, как она будет воевать. У него сжалось горло.
— Вот. — Вернулся капитан. Арин и не заметил, что тот куда-то отлучался. Мужчина протягивал ему пару сапог. — Примерь.
Не было необходимости спрашивать, где он их взял. По всему кораблю валялись тела. Капитан оглядел место баталии.
— Хорошая работа. Если так продолжим и дальше, то у их генерала не получится лёгкой прогулки, когда он решит напасть на материк. Солдаты не могут воевать с пустыми желудками.
Что произошло бы, высадись валорианцы на полуострове? Если бы они двинулись на город? Там была его сестра. Друзья.
А как же Кестрел? Сбежавшая заключённая. Предатель своего народа. Пощадит ли её отец? Арин даже не мог задать себе этот вопрос. Этот вопрос приводил к другим вопросам, да и подсознательное понимание того, что генерал даже пальцем не пошевелил, чтобы спасти свою дочь от тюрьмы, означало, что он не знал о её пребывании в городе, а если и знал, то ему было все равно или…
Нет. Арин поклялся себе, что не будет гадать о том, чего Кестрел не могла вспомнить.
Но ему было плохо, ему было тяжело.
Он был уверен, что генерал не будет милосердным.
Поэтому и в Арине не было места для милосердия.