– Вы думаете, они сделали это нарочно?!
– Не знаю. – Нотариус заслонил лицо рукавом, стараясь задержать дыхание. – Одно из двух: или в трактир пришли жандармы и им показался подозрительным незажженный очаг, или…
– Или? – спросила Ангелина.
– Или Кола, трактирщик, – предатель. Он меня почти не знает, не может таить на меня зла. Он мог только выполнить чей-то приказ – но чей? Ведь об этом убежище знала только одна… – Он не договорил, скорчившись в приступе мучительного кашля.
Ангелина вгляделась в серую мглу, заволакивающую каморку, и сердце ее дрогнуло в надежде, когда она заметила крест-накрест прибитые доски, закрывавшие подземный ход! Ход к спасению!
Она с силой дернула за рукав задыхавшегося нотариуса. Их взгляды встретились, и в глазах де Мона снова зажглась жизнь, когда он проследил за взмахом ее руки, без слов бросился к заколоченной двери, вцепился в доску, рванул… И едва не упал, потому что гвозди оказались крепки и надежны. Задыхаясь, кашляя, почти ничего не видя от слез, они рвали эту доску, выдирали гвозди обломанными ногтями – и наконец доска отвалилась!
Не переводя духа, де Мон и Ангелина приступили к другим доскам, и теперь дело пошло легче. Кашляя дымом и кровью, невольные узники припали к отверстию, куда сразу же поползли серые длинные струи.
– Скорее, – прохрипел де Мон, толкнув Ангелину вперед с такой силой, что она упала на колени; а когда поднялась и пробежала немного, вдруг ощутила пустоту за спиной и, оглянувшись, издала вопль: де Мон недвижимо лежал в задымленной каморке!
Она метнулась назад, попыталась поднять его, но тело оказалось таким тяжелым, что она закричала в отчаянии, и де Мон открыл глаза, слабо шевельнул губами.
– Бе-ги, – услыхала Ангелина тихий шепот. – Беги, оставь меня… Я вижу… сюда идет Иллет!
И он вздохнул еще раз и улыбнулся, прежде чем глаза его закрылись навеки.
* * *
Ангелина не умерла от страха тут же, на месте, лишь потому, что ей помешал приступ жесточайшего кашля, после которого саднило в горле, но светлее становилось в голове. Она вгляделась и поняла, что струи дыма уползают куда-то влево. Это означало только одно: их тянет сквозняком. Она вдруг обнаружила, что, забывшись и безотчетно прикрывая рот и нос рукавом, бредет по коридору, оставив где-то позади в дымной серой мгле мертвого де Мона. У нее щемило сердце от запоздалых сожалений о том, что они так и не поговорили по душам; Ангелине было стыдно – ведь он мог счесть ее всего лишь потаскушкой, которая гораздо более думает о любовных приключениях, кружевах и тряпках, нежели о судьбе страны, которую оставила разоренной и измученной войною. Мог счесть ее кем-то вроде Гизеллы д’Армонти. Ангелина невольно усмехнулась, вспомнив непристойную сцену, описанную де Моном. Да, это уж точно была мадам Жизель, ее ни с кем не спутаешь.