Все в тот же первый год я стал думать о «невозможном» – возвращении к моей деятельности театрально-концертного продюсера. Или прокатчика, как теперь говорят в России. После победы на Евровидении Александра Рыбака, талантливого мальчика со скрипочкой, я договорился с его норвежскими менеджерами, и он приехал в США на гастроли. С момента моего выхода из уже «далекого» зиндана прошло ровно восемь месяцев.
Когда по местным русским телеканалам пошла реклама концертов с шапкой «Лев Трахтенберг и Russian-American Consulting представляют», весть о моем выходе на свободу разнеслась окончательно и бесповоротно. Софья Львовна Трахтенберг, которой исполнилось 20 лет, потом мне рассказала, что когда она увидела меня, вышедшим на сцену поблагодарить спонсоров и друзей, и когда многие в зале встали, то она расплакалась.
Я переехал от папы, снял небольшую квартиру в самой южной точке Нью-Йорка на 14 этаже с видом на океан. Первое время я смотрел на это бесконечное пространство и не мог насмотреться. Понятно почему.
На самом деле я отнюдь не попал в тепличные условия – каждый шаг делался с огромным трудом. Надо мной по-прежнему висел дамоклов меч. По решению суда три года после выхода на свободу я находился под гласным надзором полиции. Мне запрещалось покидать Нью-Йорк без особого на то разрешения и веских на то причин, ко мне без предупреждения и в любое время суток приходили проверяющие, в течение года я не мог пить алкоголь (хотя я умудрялся выпивать по пятницам и субботам, зная, что к иудеям они точно не придут).
Нарушение строгих правил грозило возвращением на нары. За годы в Форте-Фикс я насмотрелся на десятки таких репатриаций – люди не хотели учиться на своих собственных ошибках и делать выводы.
Когда я полетел на свой второй концертный тур в Калифорнию с одним очень известным народным артистом России, то мне пришлось получать особое разрешение в нью-йоркской полиции. Я должен был указать рейсы самолетов, адреса отелей и даты передвижения, но самое главное – подтвердить, что только я могу выполнить эту работу, и что мне нет замены в самом прямом смысле этого слова. А в полицию Сан-Франциско и Лос-Анджелеса пошли ориентировки, что к ним на гастроли едет весьма серьезный бывший бандит, особо опасный для общества. Я видел эти депеши своими собственными глазами.
Но жизнь все равно постепенно приходила в свое русло, которое я усердно копал своими собственными руками. Ни один артист, включая самых щепитильных, не отказал мне из-за моего тюремного прошлого и криминальной истории. Все прекрасно понимали, что меня «подставили» и что мое дело было раздуто до невероятных размеров.