Под таким углом Пэтт дело не рассматривал. Возможности для каких-то действий он тут не усмотрел. Природа сотворила его так, что вне бизнеса, вне конторы он превращался в натуру пассивную, склонную меланхолично дрейфовать в море бедствий, а не сражаться с волнами. Перехватывать камни и стрелы разъяренной судьбы, чтобы метать их обратно, он не хотел и не умел. Пэтт поскреб подбородок – и промолчал.
– Будь у Юджинии мозги, она бы это предвидела! Нет, что же это такое: увезла его из Нью-Йорка, где у него есть работа, некогда ввязываться в скандалы! Да еще куда? Бездельничать в Лондон! Шатается там с кучей денег! Ах, будь у нее мозги, она вообще не выскочила бы замуж за этого Крокера! Как я ее отговаривала!
Миссис Пэтт приостановилась. Глаза ее рассверкались от воспоминаний о стычке, случившейся три года назад, когда Юджиния объявила, что выходит замуж за актеришку средних лет по имени Бингли Крокер. Неста не видела его ни разу, но намечавшийся союз разгромила в выражениях, оборвавших раз и навсегда отношения с сестрой. Та не терпела критики, да и вообще отлита была в той же грозной формовке, что и сестра, поразительно напоминая ее и внешностью, и характером.
Неста Пэтт отряхнулась, здраво рассудив, что прошлое само заботится о себе, а вот настоящее требует хирургического вмешательства.
– Даже Юджиния могла бы понять, – заметила она, – в двадцать один год нужна постоянная работа.
На этих словах Пэтт с радостью высунул нос из скорлупы. Он был ярый поборник работы, и сентенция ему понравилась.
– Вот это правильно! – одобрил он. – Каждый должен работать.
– Только взгляни, что творит этот Крокер с тех пор, как переехал в Лондон! Вечно откалывает фортеля! То его судят за нарушение брачных обещаний, то он кого-то бьет на политическом митинге. А эскапады в Монте-Карло! А… а… Да что ни возьми! К тому же упьется скоро до смерти. По-моему, Юджиния свихнулась. Совсем не имеет на него влияния.
Пэтт постонал в знак сочувствия.
– А теперь газеты разнюхали, что я его тетка, и станут помещать мои фото при каждой статье!
Запал у нее иссяк, она распрямилась в праведном гневе. Пэтт, всегда чутко угадывавший, когда подхватывать ее арию в роли хора, понял, что момент настал.
– Стыд и позор! – сообщил он.
Миссис Пэтт накинулась на него раненой тигрицей:
– Болтать сейчас некогда!
– Верно, верно, – покивал Пэтт, осмотрительно сдерживая соблазн указать ей, что она и сама кое-что наболтала.
– Ты должен что-то предпринять!
Тут в беседу вступила Энн. Тетку она не очень любила, а еще меньше любила, когда та шпыняла мужа. В характере миссис Пэтт было именно то, что подстегивает своевольный нрав, таящийся за жизнерадостным фасадом.