Ну так вот, о предупреждении о биологической опасности я благополучно забыл, да и состояние некоторой эйфории от близости завершения всех работ и скорого отлета, тоже, наверное, повлияло, да еще и некоторый ступор от того способа, каким мы попали на внутрисистемник, практически сразу с большого корабля, принес свои плоды. До капитанской каюты, где и располагался сейф, нам надо было пройти практически через весь корабль, так что Наина совместила «приятное с полезным». Под приятным я подразумеваю ее присутствие и спокойный, нежный голос, а полезное, это подробный рассказ о корабле. Находясь в каком-то немного романтическом состоянии, а что, красивая, даже можно сказать прекрасная, женщина, старый, практически мертвый корабль, полумрак и тихий голос рассказывающий о самом суде, о его истории и о том, как его строили и зачем, ну и моя фантазия, само-собой. Когда мы оказались у дверей капитанской каюты, то нас ждало небольшое разочарование, она оказалась заперта, скажу даже больше, оказалась опущена герметичная перегородка. Пока я вызывал техдроида, и пока он вскрывал переборку, Наина решила сбегать в свою каюты, поддалась, так сказать, ностальгии, да и, как она выразилась, кое-что забрать там совсем не будет лишним во время длительного путешествия, не ходить же ей вечно в комбинезоне. В общем, когда проход в каюту уже был готов, ее рядом не было, и я зашел, не став дожидаться ее возвращения. Скажу честно, такой красоты, что открылась передо мной, я никогда не видел. Представьте себе, прямо из стены растут каменные перья жар-птицы, растут целыми пучками, а при этом каждое «перо» венчается большим, обработанным брильянтом, наверное, с куриное яйцо размером. Сначала я подумал, что у капитана было очень развито чувство прекрасного, раз он так украсил свою каюту, хотя с рационализмом у него явно было плоховато. Ну, зачем приделывать эти, почти трехметровые, «перья» на стену, перекрывая почти пятую часть каюты. Как-то само собой возникло желание забрать эту красоту с собой, и я начал обследовать место крепления этого «произведения искусства», пытаясь разобраться, как его снять и уже прикидывал, как протащить его по, сравнительно, узким коридорам судна. Вот за этим-то занятием меня и застала Наины. О ее приближении я узнал заранее, радиосвязь между скафами работала отлично, поэтому ее восторги по поводу того, что все ее вещи сохранили почти идеально, я отлично слышал. Вот это-то и толкнуло меня на необдуманный поступок. Уже практически потеряв надежду найти крепление обнаруженного мною украшения к стене – было впечатление, что эти «перья» составляют с ней единое целое, – я просто отмахнул виброножом тонкие «ножки». Акустические датчики передали мне незабываемый звук тонкого нежного перезвона, как будто несколько сотен маленьких серебряных колокольчиков начали одновременно вызванивать какую-то грустную мелодию. Потом раздалось неприятное шипение и в мою сторону, из оставшихся торчать из стены небольших каменных трубочек вылетело изумрудно-зеленое облако, покрывшее тонким слоем и мой скафандр и окружающее меня пространство, тонким слоем порошка. Вот в этот-то самый момент и зашла Наина. Я как заправский мушкетер, изобразил нечто наподобие реверанса и с удовольствием протянул ей огромный букет этих «перьев», будучи абсолютно уверенным, что она вполне в состоянии оценить его красоту и изящество. Она и оценила. С диким визгом совершила прыжок назад и в сторону, с испугом, даже можно сказать ужасом, глядя на меня. А потом в ее глазах появилось какое-то обреченное выражение, она с жалостью посмотрела на меня, на «букет» в моих руках, на засыпанное зеленой мукой помещение, потом перевела свой взгляд на свои руки, ноги, которые тоже успели покрыться тонким слоем этой изумрудной муки и тихо сползла по стенке, усевшись прямо на пол, а потом… а потом она расплакалась, нет, разрыдалась. А я стоял, как идиот, со своим «букетом» и не мог понять, что происходит.