— Редкое счастье, ваше величество! Стоило появиться вам, и вот… Ах, боже мой!
Царь взял в руку самородок и самодовольно сказал свите:
— Выходит, из всех вас только я один и счастлив! Господин Татаринов, проверь его и убедись, золото ли это?
Все выбрались из шахты. Услужливый Бекман в присутствии всех произвел очистку самородка и взвесил его. Чистого золота в нем оказалось 8 фунтов и 17 золотников…
«Тут что-то не так!» — недовольно подумал Аносов, приглядываясь к лицедейству Бекмана. Павел Петрович вернулся в забой и оглядел породу. Его догадка подтверждалась: место, из которого выпал самородок, было взрыхлено. Очевидно, совсем недавно параллельно копани поблизости шла другая, только чуть укрытая грунтом.
«Подлец! Большой подлец!» — подумал Аносов про Бекмана и вылез из забоя. Его так и подмывало рассказать про свои подозрения Татаринову. Но начальник округа резко предупредил Павла Петровича:
— Вы, сударь, чем-то недовольны. Оставьте ваши беспокойные мысли, они не соответствуют сейчас величественной минуте. Кроме того, благодарите бога, государь отклонил жалобу на вас немецкого мастера. Его величество сменил гнев на милость, — вас награждают, Аносов!
На другой день в Златоусте состоялось торжественное вручение орденов офицерам горного округа. Царь пожелал лично вручить Аносову орден Анны третьей степени, но Павел Петрович внезапно «заболел» и не явился на его вызов…
В то время, когда государь знакомился с заводом, жизнь в Златоусте шла своей чередой. В рабочей слободке две женщины поспорили из-за холстов, подобранных на дороге после проезда царя. Каждая хотела отыскать и взять свою холстину, и тут произошла свара. На счастье, она происходила в глухом переулке, женщин быстро разняли и за свару наказали розгами. Рабочий Семен Репин не обул сапог, выданных ему на царские дни из заводских кладовых и сказал: «Не буду обувать! Всё равно Татарник-стерва завтра отнимет. Кроме прочего, не желаю обманывать сам себя!». Опасного человека за ослушание посадили на цепь и били палками.
…В солнечный день царь отбыл дальше. В поклаже везли золотой самородок и подарки — лучшие златоустовские клинки. За царским поездом на рысистом коне ехал Лучкин, обряженный в синий казакин. В сторонке от дороги стояли мать Лучкина, его сестры и горько плакали. Не радовала их царская милость: подсказывало сердце, что богатырь их никогда не вернется на родной Урал.
Как только из глаз провожающих скрылся царский поезд, на заводскую плотину в Златоусте въехали дроги, груженные лозой. На площадь заботливо выставили на время припрятанные козлы. Возле них понуро стояли осужденные к наказанию.