Мысль эта потрясла Гёргея, и ему бы не спастись от нее, если б он совершенно машинально не задал вопрос — один из тех, какие обычно задает отец невесты, и этот вопрос принес избавление:
— А твои родители знают об этом?
— Конечно.
— Как? — срывающимся голосом, нетерпеливо воскликнул он. — Ты говоришь, они знают? Это правда?
Сомнения дяди возвратили юноше смелость.
— Я никогда не лгу.
Он поднял голову и гордо взглянул в глаза вице-губернатору, а того уже было не узнать. Радость светилась в каждой черточке его лица.
— И что они сказали?
— Матушка благословила, отец в письме из армии выразил свою радость.
Сердце Пала Гёргея исполнилось неведомым ему доселе покоем. Прочь призраки, кружившие до сих пор вокруг него на крыльях мглы! Одно-единственное слово, словно вихрь, унесло их прочь. Невидимый молот раздробил огромный камень, лежавший у него на сердце. Камень рассыпался в порошок и, смешавшись с розоватыми облаками, растаял в воздухе без следа. Гёргей вдруг почувствовал себя легким, будто мотылек, и веселым, будто возвратился в безоблачную пору детства.
Он обрел вдруг все, все, чего еще миг назад недоставало ему — веселье, счастье, радость жизни, бодрость, и ему уже не противно было ехать в Лёче. Но счастье никогда не бывает полным: он вдруг лишился дара речи, растерял все слова. Только губы у него шевелились. Впрочем, он ничего и не хотел сказать, — молча обнял Дюри и принялся целовать его и обнимать, да так крепко, что чуть не задушил.
Сдерживаемая в течение долгих лет любовь, таившаяся в глубине сурового сердца, нашла вдруг выход и излилась в слезах. Да, из глаз Гёргея хлынули слезы — родник добра. Прошло немало времени, прежде чем он смог словами выразить свою волю.
— Что же, пусть Розалия будет твоей женой, а ты моим сыном. Живите у меня оба.
Взяв Дюри под руку, Гёргей вывел его к гостям, завтракавшим в столовой.
— Вот мой будущий зять. Он просил руки моей дочери, и я дал свое согласие.
За завтраком вице-губернатор был весел, сам на себя не похож, шутил, сыпал остротами, над всеми подтрунивал.
— Не нравится мне, что он так весел, — шепнул Имре Марьяши Абхортишу. — Это не к добру.
— Просто это означает, что он смелый человек, — отвечал Абхортиш.
Во время завтрака Гёргей сам торопил всех выехать поскорее:
— Поторапливайтесь, поторапливайтесь.
— Не горит, успеем, — заметил Иов Андреанский, которому пришлась по вкусу холодная куропатка. — Право, не к спеху.
— Вам-то не к спеху, потому что вас в Лёче ждут только дела. А меня ждет и еще кое-что.
Гродковский и сидевшие рядом с ним Михай Кубини из Хезельца переглянулись.