Плавая в тропиках долгие годы, мы видели смерчи в разных морях и десятки раз. Но нам даже в голову никогда не приходило, что смерч может угрожать когда-нибудь судну.
Паровому движущемуся судну смерч не страшен, паровое судно всегда его сможет обойти, уйти с его пути, но парусное судно или судно, потерпевшее аварию, как мы, например, никогда не может быть застраховано от налета на него смерча.
Дождь обрушился на пароход стеною. Не прошло и минуты, как в ливне как бы потонули все очертания судна и наступили водяные сумерки.
Сказать, что дождь лил как из ведра, будет неверно. Вернее будет сказать, что он лил, как из опрокинутого над палубой океана.
Покинув кубрики, мы стояли, столпившись в коридорах под полубаком, и смотрели на ливень. Видели мы этот ливень не больше двух минут. Через две минуты с бака хлынули потоки воды и непрерывной водяной стеной закрыли от нас все видимое пространство на палубе. Что делалось за этой завесою, мы не видели и не знали. Слышали только поглотивший все звуки шум дождя на палубе и прорывающийся иногда сквозь этот шум приглушенный грохот грома. Где-нибудь на другом конце, на юте, например, судно могло гореть от удара молнии, но мы этого не знали бы.
Ночь наступила, как и раньше, тихая, без ветра, но темная и беззвездная. Часов в восемь вечера, когда совершенно стемнело и вдалеке, как будто за горизонтом, начал время от времени бухать гром и перемигиваться то в одном, то в другом конце горизонта молния, бывшие в это время на палубе люди заметили вдруг на всех концах железных стоек у бортов и вообще на всех железных оконечностях сперва слабые, бледно-фосфорические, а потом все более и более ярко разгорающиеся огоньки.
Никогда раньше не видевши и никогда ни от кого не слыхавши о таком явлении, люди на палубе, буквально разинув рты, как загипнотизированные молча смотрели на таинственно и пугающе мигающие огоньки.
Увидев, наконец, что огоньки не исчезают, а наоборот, продолжают как бы укрепляться и светить все ярче, люди бросились по кубрикам и прочим помещениям за товарищами, и через минуту вся команда, включая даже вахтенных в кочегарке, стояла на палубе и с молчаливым изумлением как очарованная смотрела на таинственную иллюминацию.
Среди команды самым грамотным был кочегар Матисен. Окончивши когда-то Виндавское техническое училище, Матисен не плавал машинистом или механиком потому лишь, что очень любил подолгу валяться непробудно пьяным и не умел перед начальством кланяться.
Когда первый момент изумления перед необыкновенным явлением природы прошел, кто-то из кочегаров, обращаясь к Матисену, спросил: