– Ошибка всех мужчин.
– Ты хотела бы, чтобы я вел себя как женщина?
Варя улыбнулась:
– Ни в коем случае! Мы скоро остановимся на ночлег?
– Километров через сорок будет стоянка дальнобойщиков.
– Я не хочу вместе со всеми. Хочу, чтобы мы были одни.
– Типично женский подход.
– Ты хотел бы, чтобы я вела себя как мужчина?
Настал черед Мошкова улыбаться, что он и сделал.
– Ты устраиваешь меня такая, как есть. Только…
– Договаривай, – попросила Варя, внимательно и серьезно глядя на него.
– Если ты хочешь остаться со мной, придется отказаться от авантюризма, – сказал он.
– А иначе никак?
Мошков медленно покачал головой:
– Иначе никак.
– Я усвоила, – ответила Варя, увидев, что Мошков ничего не хочет добавить к сказанному. – Нужно обдумать твое условие.
– Обдумай. В магазин заезжать будем?
– У нас все есть. Напечем картошки, откроем шпроты. Не возражаешь?
– Принято.
Руководствуясь какими-то только ему известными соображениями, Мошков свернул на проселок, потом на грунтовую дорогу и вскоре затормозил на площадке, примыкающей к сосновой роще.
– Здесь раньше туристические автобусы останавливались, – пояснил он. – Родник, туалет, даже базарчик был. Теперь это в прошлом. Как, впрочем, все в жизни.
– Мы в настоящем, – возразила Варя, выбираясь из кабины.
Через минуту Мошков присоединился к ней. Они стояли на расстоянии двух шагов, не проявляя желания сблизиться. Солнце уже утонуло за горизонтом, все вокруг было окутано серыми сумерками.
– Настоящее длится мгновение, – сказал Мошков. – Моргнул, и нет его.
– Еще недавно нам этого хватало, – заметила Варя.
– Давай вернем алмазы.
– Кому?
– Да хотя бы этому твоему Лозовому, если больше некому.
И тут Варя взорвалась. Она кричала, что Лозовой вовсе не ее, что она хочет нормальной жизни, что она устала, устала! Неужели Мошков не в состоянии ее понять? Он предпочитает сделать богатого подонка еще богаче, вместо того чтобы помочь любимой женщине получить свою толику счастья? А вокруг себя он когда-нибудь смотрит? Дальше своего носа? Много справедливости он видит? Много порядочных людей? Нет? Так зачем лицемерить? Зачем корчить из себя праведника, ведь праведникам-то и достается больше всего, тогда как жулики и мерзавцы всех мастей преуспевают.
– Если кто-то гадит, необязательно всем делать то же самое, – сказал Мошков, когда Варя выдохлась. – Таково мое мнение, и я не готов его поменять.
Она кивнула:
– Хорошо. Давай отложим разговор до завтра. Говорят, утро вечера мудренее.
«Говорят, что кур доят», – хотел сказать Мошков, но промолчал. И предупредил:
– Не надейся, что утром я передумаю.