И эта картина все сильнее и сильнее наполнялась светом, хотя солнце было скрыто за тучами. Свет был настолько ярок, что слезы выступили на глазах Андрея. Мир помутнел, размытый влагой, и вдруг сделался фантастически отчетливым. Андрей словно бы увидел все распятия Христа, установленные на этом пасмурном кладбище. И мысль, что люди вместо спасения выбирают тлен и забвение, потрясла его. Собственная жизнь показалась Андрею ничтожной и бессмысленной. Он занимался совсем не тем, для чего был создан.
Это чувство, это новое понимание невозможно было выразить словами. Андрей и не пытался. Он оставался на кладбище день, а может, два или три. Неважно. Важно, что он вышел оттуда совсем другим человеком. Новым.
Отец Андрей взглянул на Варю, чтобы увидеть, понимает ли она его, и обнаружил, что она дремлет, подперев исцарапанную щеку грязным кулаком.
– Вот и ладно, – улыбнулся он. – Поспи, красавица. Авось что-нибудь важное привидится.
Глава 31
Небесное и земное
Варе снилась рысь, почему-то расхаживающая среди древних склепов и могил. Она фыркала, смотрела на Варю горящими глазами, выпускала из бархатной лапы стальные когти и дергала хвостом, готовясь к прыжку. От нее нельзя было ни отвязаться, ни спрятаться. Ее морда все время находилась в опасной близости от босых Вариных ног. Наконец рысь вообще улеглась ей на колени, отвечая на попытки согнать ее угрожающим урчанием и подрагиванием хвоста. Урчание становилось все выше, постепенно переходя в гнусавый вой. Набравшись смелости, Варя сбросила тяжелую кошку с коленей. Та зашипела и ударила ее когтями. Боль была такая, что удержаться от крика оказалось невозможно.
– Страшное приснилось? – спросил отец Андрей, сидевший напротив в своей дырявой, выгоревшей рясе.
– Страшное, – подтвердила Варя. – Будто бы рысь меня преследует, но на самом деле она не рысь, а судьба моя.
– Судьба человеческая злой не бывает, милая. Мы сами ее такой делаем. Или не делаем, если ума хватает.
– Сами? – Варя горько усмехнулась. – Да разве я искалечила бы так свою жизнь? Разве у меня рука поднялась бы?
– А ты подумай хорошенько, вспомни. И обнаружишь, что где-то была твоя ошибка. А потом еще одна и еще, потому что плохой поступок, как гнилой зуб, все вокруг заражает. Дергать надо бы, да страшно и больно. А потом поздно уже.
– Ошибка? Да, пожалуй, ошибка была. А потом… потом все стало цепляться одно за другое и потянулось, потянулось…
Варя сама не заметила, как начала рассказывать отцу Андрею все, что произошло после того, как она влезла в долги. Он не утешал ее и не перебивал. Просто слушал – внимательно и уважительно. Глаза его выражали неподдельный интерес. Постоянно прищуренные, они не позволяли рассмотреть цвет радужной оболочки, но наверняка можно было сказать одно: они излучали доброту и любовь. Мало кто смотрел на Варю подобным образом. Разве что сын. Или Мошков в моменты особой нежности.