Алтарь без божества (Пискарев) - страница 83

Узнает Валерий, как отец его впервые убил фашиста, под Мелитополем, на бахче, пораженный звериной натурой этого завоевателя, как потом, на подводах с установленными на них пулеметами, метельными февральскими ночами совершал с отважными хлопцами отчаянные налеты на тыловые части противника.

38-летний комиссар особого полка, он был всегда на передней тачанке, первым врывался в расположение фашистских гарнизонов, сеял панику, страх и смерть среди врага.

Да, он и тут был первым. И первым попал под обстрел фашистских пушек, когда дивизия шла на штурм станции Лозовой, дабы перерезать гитлеровцам путь на Донбасс. Отец скажет сыну:

– Это хорошо, что первым шел я. Мы нарвались тогда на засаду. Нужно было поднять людей. И мне удалось это сделать, хотя был уже ранен. Тяжко пришлось. Но взяла дивизия наша Лозовую. Пленных тьму захватила, техники много. И склады с боеприпасами фронтового значения. Ну, а рана… На войне – не без этого.

«Хорошо, что я был впереди»… И это сказал человек, получивший в бою у Лозовой, помимо ранения в руку, еще и тяжелейшую контузию, после которой пришел в сознание только в госпитале… в Баку.

…Мне иногда думалось, что люди, перенесшие величайшие испытания войной, должны бы ожесточиться, озлобиться. Но встречаясь с Михаилом Федоровичем Ткачом, встречаясь со многими другими, кто пережил те суровые испытания, я все больше и больше убеждался, что с нашим народом этого не произошло. И понял почему: он – созидатель по своей натуре. А озлобленный, ожесточившийся человек созидать не может, он по своей сути – разрушитель.

Как-то мы ехали по местам партизанских боев с Андреем Петровичем Губарем, бывшим первым секретарем Носовского райкома партии Черниговской области. В войну партизанский связной, Губарь был дважды расстрелян фашистами. У него и сейчас сидит в голове пуля, которая к непогоде ломает разрывает его болями. Но когда мы заговорили о мучавшем меня вопросе, он попросил остановить машину, вышел на обочину и направился к одному из дубов-великанов, что стояли недалеко. Нагнулся, набрал горсть желудей. Носком ботинка зацепил какой-то не совсем похожий на землю комок. Поднял, показал мне.

– Остатки гильз, – пояснил. – Они несли в себе смерть, но жизнь взяла верх, и, видишь, они истлели. Мы пришли с войны ради этой жизни. Многие, как, кстати, и Михаил Федорович Ткач, вернулись, можно сказать, с того света. Вернулись, чтобы работать на этой земле, чтобы она была красивой и щедрой.

И, видишь, она стала такой.

Какой же неисчерпаемый запас доброты у наших людей!