– И где это вы такой лучок взяли? Уж больно хорош, как репа.
– Не лук, а объедение, – ответила хозяйка, поощренная похвалой, – а везу его из Самети. От Малининой.
Гонялись в Костроме и за малининской картошкой, крупной и запашистой, и за белокочанной капустой, и за молоком. На полках в магазинах этих продуктов полно было, а люди стояли за «малининской вкуснятиной». Я еще тогда подумал: счастлива же должна быть эта самая Малинина, если ее так часто вспоминают за обеденным столом, как поильца и кормильца щедрого.
А спустя несколько лет стал я видеть и слышать Малинину уже в Москве, на различных совещаниях. Мне очень нравится, как она выступает. Еще только назовут, бывало, ее фамилию, а уж волнами катится одобрительный, заинтересованный шумок в зале, люди ищут ее взглядами, готовые слушать, а то и заранее, как артисту известному, начнут аплодировать.
Выходит Прасковья Андреевна к трибуне и, выждав несколько секунд, как бы что-то вспоминая, начинает костромским своим окающим говорком рассказывать о конкретной работе, о людях своего колхоза. Она именно рассказывает, а не читает по бумажке, и за кажущейся простотой ее чувствуется ясный глубокий ум, широта суждений, государственный подход.
Пять лет назад Малинина отметила свое семидесятилетие. Вернее, не столько она отметила эту дату, сколько народ. Ее наградили второй золотой медалью «Серп и молот». В Саметь столько гостей понаехало – не протолкнуться. Здорово на своем вечере Прасковья Андреевна барыню отплясывала, частушки пела. Смотрели на нее тогда собравшиеся, удивлялись: не берут ее годы, все та же быстрая, боевая. Ну разве самую малость изменилась. Седина вон на висках, неглубокие морщины в уголках рта. И хочется привести здесь рассказ Прасковьи Андреевны о самой себе:
– Да, пробежало, пролегло за плечами семьдесят годков. Все за это время было: и горести, и радости.
Что было? Что помню? Семья наша была что ни на есть бедняцкая. Ни коровы не имели, ни лошади. Отец и брат уезжали на заработки, а мать оставалась с нами, тремя девчонками. Было в нашем селе Саметь несколько богатых дворов, так мать и старшая сестра там батрачили. Сейчас мы своих шестилетних внуков или сыновей во двор без присмотра боимся выпустить, а в ту пору шестилетние девочки из бедных семей в няньки шли в чужие семьи. Пошла и я. Сначала только за малышами смотрела, а с десяти лет у хозяев настоящей батрачкой стала: полола, вязала снопы, косила. А когда заканчивались полевые работы – всей платы было: пирог да кусок материи на платьишко. Принесу домой, а мама и этому рада.