— Не понимаю, а почему их до сих пор не поймали? — бред какой-то. Все же вокруг знают об этом, видят.
— А кто будет ловить то? — невесело усмехнулась девушка, — копы сюда не заходят, устраивают облавы, конечно, но обычно об этом все знают заранее и успевают сделать ноги. Да и мерзавцы не убивают, а просто грабят. Обычно, люди после такого благодарят Господа, что им удалось выжить, и просто обходят этот район стороной.
— То есть я, как и прочие, попался на их удочку.
— Ну да, по тебе было видно, что ты не откажешь в помощи. А они известные прохвосты, кого угодно могут обвести вокруг пальца. Что им стоило обмануть маленького, наивного мальчика.
Я сидел, держал в руках кружку, и просто физически ощущал, как мое лицо наливается краской стыда. Маленький мальчик! Да мой поступок был идиотским даже для ребенка, а уж учитывая тот момент, что я был 18-ти летним, вполне уже взрослым человеком… Хорошо, что Молли об этом не подозревает.
Впрочем, терзаться смысла нет, надо думать, как мне выбраться из ситуации, в которую я сам себя загнал. Девушка, тем временем, открыла дверцу высокого деревянного шкафа, стоящего в углу комнатенки и закопалась там.
— Вот, держи, — она протянула мне стопку каких-то вещей, сверху стояли потертые, но вполне еще приличные ботинки. — Это вещи моего брата, он был примерно твоего роста.
— Был? А где он сейчас?
— Эдуард умер месяц назад, от холеры. Тогда многие умерли, была эпидемия… — Молли быстро-быстро заморгала, прогоняя подступившие слезы.
— Мне очень жаль… — я не знал, что сказать. Глядя на девушку, которая так искренне горевала о своем брате, мне в последнюю очередь хотелось думать о том, что это лишь часть программы виртуального мира, таким искренним и неподдельным было ее горе.
— Ничего, там ему лучше, чем здесь. — Молли сунула одежду мне в руки, — давай, одевайся, простынешь.
Я быстро натягивал вещи, не переставая размышлять о том, что мне теперь делать, и постепенно в голове зрел план. Осталось прояснить несколько деталей и можно приступать к исполнению.
Одеваясь, я осматривал комнатку, в которой жила девушка. Само помещение напоминало погреб, скорее всего, оно раньше им и являлось. Неоштукатуренные стены красного кирпича, низкий потолок, пол земляной. Мебели мало: старая просевшая тахта, узкий одностворчатый шкаф в углу, тумба, которая явно являлась одновременно и рабочим, и обеденным столом. Все говорило о страшной бедности. И только красивая кружевная салфетка и стоящая на ней фигурка танцующей девушки в развевающемся платье, выбивалась из общей картины.