— Им ты нужен.
— Зачем? Участковый сегодня утром был.
— Вспомни свои прежние грехи, — откровенно намекнул бывший опер и замолк.
Полковник не должен был знать ничего о Жене Семёновой.
— Ну-ка, ну-ка...
— Ты застрелил женщину, — встряла Матёрая. — Давно... И об этом всем известно. До сих пор вспоминают.
— Возбудили дело по вновь открывшимся обстоятельствам, — пришёл на помощь юрист. — Это крюк, на котором ты висишь всю жизнь. На самом деле под таким предлогом тебя хотят убрать с Карагача. Ты мешаешь им своим присутствием. Вот и устроили тут шмон.
— Бурнашов проболтался, — утвердительно спросил Стас.
— Оперативная информация, — уклонился бывший опер и хохотнул уже не как ясашный. — Спрячем — и пусть хоть месяц ищут!
Рассохин сунул ему бинокль.
— Никому нельзя доверять.
— Мне можно, — заверила хозяйка Карагача. — Пойдём, провожу... Яросвет, отслеживай гостей!
Галицын что-то почуял.
— Сам провожу. Я же отвечаю за безопасность! Да и рано ещё! А если они ночевать собрались, ему в темнице париться, что ли? Насидится ещё...
— Не суетитесь, люди, — оборвал Стас. — Если надо, спрячусь сам.
— Станислав, послушай мудрую женщину, — Матёрая положила руку на грудь и словно обожгла. — В любом случае я должна показать убежище. Тебе не будет там одиноко.
— Пусть сам решает! — ревниво и как-то нерешительно засуетился Галицын. — Мы же не знаем тонкостей. Может, есть мотивы! Аргументы... Может, его и не тронут!
— Не позволю! — властно отрезала хозяйка. — Он нуждается в помощи. Мы несём ответственность за каждого, кто пришёл к нам по доброй воле.
— Да я что? — мгновенно сдался полковник. — Я не против!
Матёрая снисходительно усмехнулась.
— При имянаречении ты давал клятву, Яросвет.
— Помню.
— Ревность — это грязь общества. Пора изживать мирские привычки.
Полковник не хотел оставлять их вдвоём! И это неожиданным образом подогрело мстительное чувство Рассохина.
— Пожалуй, ты убедила меня, сестра, — согласился Стас. — Пойдём посмотрим на убежище. Это далеко?
— В священной роще, — она бессовестно манила его взглядом и в этом походила на Женю Семёнову.
Галицын сделал последнюю попытку удержать их, припал к биноклю и заговорил торопливо и успокоительно:
— Ну, точно! Будут ночевать! Выгружают какие-то ящики... Во, палатку растягивают!..
Хозяйка уже спускалась по лестнице вниз.
— Рацию включи! — запоздалым полушёпотом попросил полковник.
Она будто не услышала, сама принесла рюкзак, оставленный Галицыным возле производственного цеха, и вручила его Рассохину.
— Пойдём, — проговорила доверительно. — Покажу тебе прямые пути на свободу.