Она разговаривала репликами, написанными под копирку на фабрике грёз. Вячеслав ответил на понятном ей языке:
— Есть. Ну, ты в порядке? У нас всё получится.
Фотография Евдокии Сысоевой её всё же смущала, но вместе с гримом она стёрла и властность в голосе.
— Откуда фото? Только не говори, что знаком.
— К сожалению, не имел чести.
— Рассохин прислал?
— Не гадай — напрасно. Снимай камуфляж!
На сей раз она сама выпуталась из корсета, целомудренно отвернувшись.
— Я уже готова, пойдём, — заглянула ещё раз в зеркало.
— Не пойдем, а поедем.
— Куда?!
— В «Пушкин». Только не в город, а в кабак.
— Ты что придумал? Выкладывай!
— В этой норе нет Сорокина, — заявил Колюжный. — А находится он под строгим контролем спецслужб. И допуск к нему исключён.
— А кто же по этому адресу? — возмутилась и сверкнула очами звезда. — Я тоже получила информацию из надёжных источников!
— Сидит какой-нибудь подставной прохиндей. И будет нам часа два мозги парить... Тебе это надо? Мы едем в «Пушкин».
— Зачем?
— Завтра утром улетаю, — признался он. — Давай гульнём отвальную? Переночевать можно у меня. Я одинокий волк, квартира пустая.
Неволина вытаращила свои невинные и блудливые глазки точно так же, как перед старым мужем-князем, когда тот застал её обнажённой в объятиях княжича. И Колюжный успел прочитать в них страстное желание, чтоб её сейчас повезли в кабак, а потом уже всё равно куда.
Прочитал и откровенно ужаснулся: а что делать, если она согласится?!
— По пути заскочим в магазин, — добавил он совсем уж по-хамски и с мерзостным чувством. — У меня контрацептивы закончились. На любой кассе продают... Или можно без них? Тебе как нравится?
Последняя фраза всё-таки привела её в чувство, она вспомнила о фонде и выскочила из машины, громко хлопнув дверцей.
— Получилось! — с голливудским торжеством заключил он и облегчённо перевёл дух.
Они вышли на небольшую поляну в кедровнике с оборудованным по всем правилам пожарной безопасности свежим кострищем и запасом дров. Разливы старицы уже были недалеко и поблёскивали в просветах деревьев. Скорее всего, здесь и происходили камлания общины с пением мантр.
— Чары на меня не действуют, — усаживаясь, признался Стас. — Я толстокожий.
Матёрая устроилась перед ним в позе лотоса, рассчитывая, верно, на долгий разговор.
— Неужели ты не слышал моего голоса?
— Только тягомотное мычание. Я вообще плохо слышу чужие мысли.
На сей раз она не имела домашней заготовки, вернее, выразительных слов и желаний, как это было при первой встрече. Зато вопросы задавала как настоящая, но негостеприимная хозяйка.