Она услышала решительность и, словно напитавшись ею, скрыла свою неуверенность — даже чуть раскосые глаза побелели.
— А если пророчица — твоя любимая женщина? — вдруг спросила Матёрая. — Та самая, которую у тебя похитили много лет назад и в которую ты стрелял.
— Женя Семёнова — пророчица? Не смеши меня!
— Отвечаю за свои слова, — у неё даже акцент пропал. — Ты стрелял в женщину, в свою избранницу. И всю жизнь думал, что её убил. Но ты ошибся... Она прошла сквозь мир мёртвых и овладела высшим даром пророчества.
— Кто такое сказал?
— О вас здесь ходят легенды, Стас.
— И ты точно знаешь, что это она?
— Знаю. И Сорокин подтвердил. Они встречались на Сохатиной Прорве.
Рассохина передёрнуло от некоего смутного предощущения: на Сохатиной он никогда не был, видел название только на картах, и прорва эта с одноимённой старицей находились где-то ближе к предгорьям, то есть намного ниже золотоносной Рассохи. Искать там Женю Семёнову и в голову не приходило — ни сейчас, ни тридцать лет назад.
— Мистика всё это, — однако же сказал он. — Головы себе задурили.
— Слышал историю о блудной отроковице? Будто её застрелил старатель с прииска. Из ревности. И она ходит теперь, как призрак, ищет убийцу. Все говорят: это про тебя и студентку. Неужели ты не слышал этой легенды?
— Я не был здесь тридцать лет...
— Её Сорокин встретил в первый год, как мы приехали на Карагач. Там же, на Сохатиной Прорве.
— Но если призрак, значит, неживая! — он вскочил. — Всё! Хватит! Мало ли что твоему Сорокину привиделось!
— Она была реальная... Как это? Во плоти и крови! Очень молодая и красивая. Но изменённое сознание, иная сущность, способность к перевоплощению. Такое есть в древнеиндийских практиках.
— Ну, ты сейчас наплетёшь! Какие, к чёрту, практики? Сама-то веришь? Или у тебя тоже... проблемы с рассудком? Жене Семёновой сейчас шестьдесят пять лет.
— У пророчиц нет возраста. И муж у неё есть, молчун, или как их называют — погорелец. Который и похитил её, взял в жены. Теперь он старый.
— Знаешь, сколько женщин похитили? Вот если бы твой Сорокин имя назвал... Ну, или какие-то приметы...
— Приметы есть, назвал! — вспомнила Матёрая. — Она очень громко чихала, особенно после сна. Или когда смотрела в небо... Так громко, что Гарий вздрагивал.
— Чихала? — на миг оцепенел Рассохин и ощутил, как его пробирает озноб.
Вмиг вспомнилось солнечное утро на стане геологов возле россыпи на Рассохе, скворчанье ласточек, гул далёких тракторов на пробном участке...
А Матёрая, эта раскосая томная красавица, словно вколотила последний гвоздь в распятие.