Когда я зашла в квартиру, балансируя, чтобы не уронить пакет с двумя сэндвичами, ерзавший по крышке корзины для белья, шторы в комнате были опущены, а Смирнова лежала на полу в маске для сна, держа в одной руке телефон. Так мы обычно делали, если сил писать больше не оставалось и надо было сделать двадцатиминутный перерыв на сон. На кровать в таком случае ложиться нельзя, потому что потом уже не встанешь.
– Я не сплю, – оповестила меня Смирнова, – просто лежу.
– Тогда держи, просто поешь.
Она развернула свой сэндвич.
– Почти все. Еще полчаса, и я справилась.
Остаток вечера мы провели за правкой и чтением ее документов. Без десяти двенадцать Ксения захлопнула крышку компьютера. Она шмыгала носом, потому что в очередной раз успела поплакать в панике от того, что ничего не успеет и что ее светлое будущее закончилось.
– Спасибо, Лемур. Я думала, что всё.
Я протянула руку и похлопала ее по плечу.
– Я же тебе говорила: просто доведи себя до паники, и все получится.
Пока я чистила зубы, пришло сообщение от Макса: «Привет, еда завтра в 6:30? “Ориэлс”?» Я ответила: «Звучит неплохо! До встречи». Макс напомнил мне про тиндер, и я открыла сообщения, прокрутила – так, так, это неинтересно, это уже тоже неинтересно, сообщения из одной фразы я не читаю… а вот это что-то новенькое. Впрочем, тоже неинтересно. Просмотрев входящие, я закрыла приложение. Как и все, я пользовалась тиндером в основном для того, чтобы не отвечать на сообщения.
* * *
Я проснулась от страха. Смирнова напевала в соседней комнате, размазывая авокадо по тосту, свежая и счастливая оттого, что, наверное, все-таки останется в Коламбии. Перед тем как ложиться спать, мы еще долго прибирались в квартире, и теперь я рассматривала выровненные ряды наших книжных полок, пытаясь заставить себя успокоиться. Я помнила, что говорили терапевты, – что нужно дышать на счет и следить за тем, чтобы вдох и выдох были равномерными, на один… два… три… Перевалило за полчаса, а я все еще не могла заставить себя встать, перебирая в уме всё, что может меня беспокоить утром этого понедельника. У меня не было хвостов, следующий дедлайн был только через две недели, и за это время можно было написать при желании три таких эссе, что я еще не написала, а нужно было одно. Я ни с кем не ссорилась, меня никто не ненавидел, и у родителей все было в порядке.
Макс? Но меня с ним ничего не связывало, я могла легко и спокойно перестать общаться с ним в любой момент, и это бы меня ничуть не огорчило. И у меня не было рака. Что же это было тогда? Вставать не хотелось, потому как – что меня ждало на этой неделе, кроме одинаковых дней, проведенных в библиотеке или дома за компьютером, – а даже если и нет, то…