— Нет, нет! Я боюсь и ни за что не соглашусь на это.
— Двести сонмов, Энея! Сто сейчас и сто после удачи.
— Простите, синьор, я не хочу умирать. Я ухожу.
— Что ж, иди. Согласившись, ты будешь иметь двести сонмов и девяносто девять шансов из ста на то, что останешься живой. Первый же шаг, который ты сделаешь, уходя от меня, будет шагом к твоей смерти.
— Синьор хочет убить меня?!
— Нет, что ты. Я просто напишу татарам записку, что ты выдала мне их тайну, а сам поеду в Сурож и сообщу купцу о том, где его дочь. Татары и без меня за милую душу снесут тебе голову.
— О, святая Деспина, какой вы жестокий человек, — простонала женщина, поняв, что у нее нет выхода. — Я подчиняюсь, но моя смерть ляжет тяжелым грехом на душу синьора.
— Нам не следует бояться, Энея. Я еще не раз побываю в твоей лавчонке в Кафе. Вот, держи твои сто сонмов и принеси для девушки какую-нибудь одежду.
Удача всюду сопутствовала молодому ди Гуаско. В течение десяти минут Ольга была развязана.
Не потревожив спавшего на сеновале слугу, Деметрио взял хозяйское седло, оседлал запасного вороного коня и тихо вывел его из конюшни. Посадив на него Ольгу, вскочил на своего серого, и через минуту всадники растворились в темноте ночи.
Повадилась беда — отворяй ворота.
Поговорка.
Полуденным зноем дышит летний день. Дорога от монастыря до города словно посыпана солью. Из-под ног коня клубится пыль и тяжелыми тучами ложится на без того серые листья кустарника. Горячий воздух струится перед лицом Теодоро волнистыми ручьями, и очертания впереди лежащих предметов колеблются, как живые.
Теодоро не замечает жары. Только что закончился обряд крещения, и он теперь человек православной веры. Последняя преграда к сердцу возлюбленной снята, ничто не помешает ему жениться на Ольге. Сейчас он снова увидит ее — от этой мысли сердце Теодоро наполняется радостью. Покачиваясь в седле, он поет:
До свидания, Тереза,
Тереза, прощай!
Я скоро вернусь
И женюсь на тебе!
Около дома Никиты Чурилова, своего будущего тестя, Теодоро сошел с коня и постучал кольцом в створку резных ворот. Подождал малость, еще постучал, но на дворе никто не появился. Наконец заскрипел засов, Теодоро толкнул створку ногой и оказался перед матерью Ольги.
— Простите меня за беспокойство, — смущенно произнес Теодоро. — Я думал, что мне откроют слуги. А вы сами…
— Слуг-то нету, голубчик мой, — сквозь слезы проговорила Кирилловна, — в поисках все.
— В каких поисках?
— Беда великая пришла в наш дом. Ведь Оленька пропала!
— Как пропала?
— Вчера пошла по цветы с Василисой-подружкой, и до сей поры нет. Никитушка со слугами весь город обшарили, нигде кровинушки нашей не нашли, — Кирилловна опустилась на ступеньку крыльца и, закрыв лицо, залилась слезами.