— Истинно так! Правда твоя! Верно! — раздалось из толпы.
— А коли истинно так, слушать нам Сокола во всем. На святое дело зовет нас атаман. Я первый пойду с тобой, Василько. Веди! — и человек встал рядом с атаманом.
К нему без слов примкнули Кирилл с Днепра, Митька с Микешкой, Грицько-черкасин. За ними другие.
— Стало быть, идем на фряга? — еще раз спросил Василько.
— Идем! — неслось по рядам.
— Тогда после ужина быть готовыми.
МОЖНО ЛИ В ПУТИ СУШИТЬ БЕЛЬЕ?
— Ты знаешь, Иорихо, господин консул намекнул мне, что он не верит в то, что ты наплел ему о суде и виселице. И если это не подтвердится — я выдам тебя владетелю Скути как лжеца и обманщика.
— Господин кавалерий напрасно обижает бедного Иорихо. Бог свидетель, что я рассказал всю правду.
Так разговаривали между собой кавалерий Микаэле и новоиспеченный аргузий Иорихо, следуя верхом по горной дороге в Скути. За ними, поднимая клубы пыли, ехали по два в ряду шестеро аргузиев на заморенных лошаденках. Было решено, не заезжая в Тасили (оно остается в стороне), проехать, минуя Капсихору, прямо в Скути и там спалить виселицу, узнать о суде, что творили ди Гуаско, а оттуда уже проехать по долине в Тасили и сжечь позорные столбы.
Дорога была трудная, как и всякая горная дорога. Она проходила по склонам гор, местами огибая глубокие овраги. Казалось, стоит перешагнуть через впадину — и ты на другой стороне. Но пока всадник достигал желаемого места, приходилось пройти пять, а то и десять стадий. Иногда путь раздваивался. Широкие колеи, обычно, шли в обход горы, а тропинка, протоптанная верховыми и пешеходами, перекидывалась через вершину, сокращая путь в пять, а то и в шесть раз. Иорихо, ведя воинов, выбирал именно такие трудные, утомительные, но кратчайшие пути.
Больше всех страдал кавалерий Микаэле. Пот катился по его телу ручьями. Тяжелые одежды взмокли. Под лучами жгучего солнца пот высыхал, оставляя на дорогом сукне белые полосы соли. Наколенники до крови растерли ноги кавалерия, раны, залитые потом и засыпанные дорожной пылью, причиняли жестокую боль. Кольчуга, надетая под мундир, становилась час от часу тяжелее, и скоро кавалерий почувствовал, как у него начала кружиться голова.
В это время всадники, миновав Тасили, поднимались на самую большую гору, за которой находилось селение Скути, — конечный пункт пути.
— Здесь будет наш отдых! — воскликнул Микаэле, когда всадники достигли вершины горы. Кавалерий мешком свалился с коня и без промедления стал сдирать с себя доспехи.
— Иорихо, скажи, чтобы мне принесли воды! — воскликнул он, разглядывая свои раны. Одно дело — блистать в доспехах в крепости и совсем иное — совершать в них далекие походы. Мечта о торжественном въезде в Скути рассеивалась, как дым. Придется скромно подъехать к дому Гуаско и вручить приказ консула. «Ах, это совсем не то, совсем не то», — ворчал про себя кавалерий.