, ни о яде, выпитом Сократом, ни о пытках, которым подвергли Зенона
{19}, так как все это было в чужих краях, то ты мог слышать о Кании
{20}, Сенеке
{21}, Соране
{22}, воспоминания о которых не столь давни и широко известны. Их привело к гибели не что иное, как то, что они, воспитанные в моих обычаях и наставлениях, своими поступками резко отличались от дурных людей. Поэтому не должно вызывать удивления то, что в житейском море нас треплют бури, нас, которым в наибольшей мере свойственно вызывать недовольство наихудших [из людей]. Их воинство, хотя и многочисленно, однако заслуживает презрения, так как оно не управляется каким-либо вождем, но влекомо лишь опрометчивым заблуждением и безудержным неистовством. Если же кто-нибудь, выставляя против нас войско, оказывается сильнее, наша предводительница стягивает своих защитников в крепость, а врагам же достаются для расхищения лишь не имеющие ценности вещи. И мы сверху со смехом взираем на то, как они хватают презреннейшие из вещей; а нас от этого неистового наступления защищает и ограждает такой вал, который атакующие воины глупости не могут даже надеяться преодолеть.
I.4(v). Всякий, кончив свой век, пройдя, как должно,
Путь весь, топчет ногой бесстрашно жребий
Счастья гордых людей, следя спокойно
С ясным твердым лицом судеб различья {23}.
Ярость бурных морей не тронет этих
Смелых стойких людей, хотя бы волны
Встали с глубин, как смерч, в кипеньи диком.
Пусть хоть дым и огонь Везувий шлет им,
Жар своих очагов, не раз, а часто.
Пусть хоть башни крошат зигзаги молний {24},
Что вам злоба и гнев тиранов диких?!
Слабы духом зачем? Они — бессильны!
Прочь надежду совсем, и страхи тоже —
Этим выбьешь из рук тиранов оружье!
Кто же в трепет повергнут, покорен страсти,—
Стойким в праве не будет своем от страха,
Щит отбросит он прочь, и с места сбитый {25},
Сам ковать присужден себе оковы.
I.4. Чувствуешь ли ты, как эти истины проникают в твою душу? ???? ????? ? {26} Почему плачешь? Зачем источаешь слезы? ??????; ?? ????? ??? {27}. Если ждешь, чтобы я начала лечение, следует тебе открыть рану.— Тогда я, собравшись о духом, сказал: Разве не служит напоминанием и не говорит ли достаточно сама за себя суровость судьбы, ожесточившейся против нас? Неужели не поражает тебя вид этого места? Разве это библиотека, которую ты избрала себе надежнейшим местопребыванием в моем доме? Та самая [библиотека], где часто, расположившись со мной, ты рассуждала о познании вещей человеческих и божественных? Такой ли вид, такое ли лицо были у меня, когда я вместе с тобой исследовал тайны природы, а ты рисовала мне пути созвездий палочкой для черчения математических фигур и направляла мои нравственные устремления и. порядок жизни соответственно небесным установлениям? Разве такая награда полагается мне, следовавшему за тобой? Ведь ты освятила такое выражение устами Платона: «Блаженствовало бы государство, если бы им управляли ученые мудрецы, или его правители стремились бы научиться мудрости»