Анна не смогла спасти Ярнам, но, возможно, спасёт её, Марию.
Ритуальная кровь отличалась от обычной целебной способом получения. Целебную брали из вены. Ритуальную получали из периодических женских выделений. Иногда её называли «лунной кровью».
Непостижимая кровь Великого. Из того самого сосуда, что Мария достала из птумерианских подземелий. Большая часть Церковь потратила на свои нужды, но небольшое количество чудесной крови уцелело: в ажурном хрустальном флаконе вокруг тёмно-красной жидкости плясали тени цвета пылающих звёздных облаков. Чистая Древняя кровь. Великая реликвия. Мария не имела права её брать, но положение смотрительницы Астральной башни предоставляло широкое поле для злоупотреблений.
Побывав в кошмаре, Мария узнала, как брали эту удивительную кровь. Плоть Великого, ставшего источником мистической жидкости, была куда неподатливее плоти бледной Ибраитас. Птумерианцы создали особый сплав, выдерживающий соприкосновение с силой древнего создания. Протыкая длань Великого полым копьём, они сцеживали кровь в сосуд. Несмотря на крепость сплава, копьё каждый раз использовали новое.
Записная книга со схемой ритуала. Мария тщательно проверила каждый этап, но её до сих пор мучали сомнения в правильности схемы. Может быть, стоило взять помощника? Но нет. Не стоит. Хотя начинала путь она вместе с другими, теперь она осталась одна. Не нужно никого впутывать в этот тёмный ритуал.
Шагов не так уж и много. Каждый не так уж и сложен. Главное — собрать волю во всепрожигающий луч и сосредоточить ум на цели. Три недели подготовки не могли пройти впустую. Всё получится.
Чуть в стороне лежало ружьё чудовищного калибра и недопитая бутылка вина, когда-то предназначенная Лоуренсу. Ружьё изготовили опальные Пороховые Бочонки, после чего окольными путями оно попало к бывшей охотнице.
* * *
Людвиг, предводитель церковных охотников, мутным взглядом посмотрел на своего адъютанта Ференца.
— Ночь будет тёмной, — резко произнёс Людвиг. — Позаботься, чтобы к вечеру все были готовы к бою.
Охотник чувствовал себя ужасно. Когда он выполнял свои обязанности, охотника мучала усталость. В одиночестве его пытали воспоминания, а во сне приходили кошмары. Когда становилось совсем тяжело, Людвиг брал в руки меч и любовался его космическим сиянием. Свет клинка забирал всё, кроме воли и решимости. Страхи, тревоги, сомнения… даже воспоминания об Анне.
Думая о погибшей возлюбленной, охотник с горечью понимал, что не может вспомнить её лицо. Иногда из памяти поднимался образ изуродованного взрывом тела, и Людвиг проклинал судьбу за подлость. Охотник пытался вспомнить живую Анну — ту, которую он любил всем сердцем. И не мог. Людвигу казалось, что кто-то ворует его душу, оставляя лишь безжалостного охотника, фанатично преданного Церкви. Порой он даже радовался пропажам, надеясь на избавление от страданий. Но обычно осознание своего состояния ввергало в отчаяние. Всё чаще Людвигу казалось, что отдаёт приказы церковным охотникам и устраивает облавы в поражённых Чумой кварталах не он, а кто-то другой, искусно подделывающийся под него. Что он, настоящий Людвиг, умирает, а его телом управляет злая и коварная сила.