- Он был очень зол, Томас? Больше ведь никаких гей-баров, – сказала я, доставая свою любимую красную помаду.
- Для тебя – да, и это правильно. А я даже боюсь ходить один. Мне не нужны эти домогательства и стресс. Я понял, почему он стал сенатором, Прюд. Я думал, он из меня все дерьмо вытрясет. Я удивился, что он не запретил мне видеться с тобой снова. Я бы тогда умер. Не могу дождаться, когда смогу выбрать тебе наряд на инаугурацию в Белом доме. Милая, это так волнительно. – Он обнял меня сзади и поцеловал в щеку, когда мы оба смотрели в зеркало. Он был как всегда красив, если не сказать больше. Мускулистый, голубоглазый и светловолосый, отлично выглядящий и в прекрасной форме. Томас был человеком, который каждый день выглядел не меньше, чем превосходно.
- Я люблю тебя, – сказала я, уткнувшись в его крепкую мускулистую шею и наслаждаясь ощущением его дорого костюма от Марка Джейкобса.
- Не раскатывай губу, дорогуша. А то я решу, что той ночью ты неспроста трясла своими булками передо мной, - рассмеялся он.
- Хоть ты и выглядишь отлично, но ты все такой же засранец, Томас, - сказала я.
- Но ты любишь меня, а я люблю тебя, дорогая.
Коридорный постучал в дверь.
- Пойдем. Томас, ты готов? Времени больше нет. – Я выключила телевизор.
- Да, мамочка. – Он посмотрел в зеркало, я нервно схватила свою сумочку перед тем, как бросить на себя последний взгляд. Томас почувствовал мою панику.
- Ты потрясающая, Прюденс Джуд Ромейн Конрад. Тащи отсюда свою задницу и иди к своему мужчине. Не заставляй меня надеть это платье вместо тебя.
Вина и Прюди уже были здесь и выглядели прекрасно. Мой отец, его семья и Бьюла должны были встретить нас на съезде. Мне для поддержки нужна была Вина, поэтому я попросила ее поехать со мной.
Алекс прислал машину за мной и моей свитой из шести человек. Чем ближе мы подъезжали к центру, тем тревожнее мне было. Я сидела в зале рядом со своей семьей, и у меня замирало сердце, когда я видела синее море из надписей КОНРАД, развевавшихся туда-сюда. Он нравился людям. Алекс вышел из-за кулис, прочистил горло и начал говорить. Приветственный шепот бежал по толпе, а я проговаривала большую часть речи вместе с ним. Когда он приблизился к завершению речи, вдалеке зазвучал гимн его кампании. У меня побежали мурашки по коже. Это было первое выступление на пути к политическому величию. Эта речь решала все. Когда я поднялась на сцену, чтобы поприветствовать его, мои ноги дрожали. Он махал толпе и мы поцеловали друг друга. Наш поцелуй предназначался не столько камерам, сколько нашим родным и близким.