У меня перехватило дыхание, и я сразу же подумала о Родионе. Он вспомнил? Неужели он вспомнил ту ночь? Он говорил о моем брате? Он смог вспомнить свое прошлое?
Моя рука нажала дрожать от тяжести понимания того, что это может означать.
— Какой друг? О ком ты говоришь, любовь моя? — спросила я, пытаясь скрыть дрожь в своем голосе.
Рейз посмотрел на меня опустошенным взглядом и ответил:
— 362.
В ответ я моргнула и тут же вспомнила наш разговор прошлой ночью:
— 362? Из ГУЛАГа?
Рейз кивнул, продолжая удерживать мою руку:
— Голиаф…
Неожиданно все стало проясняться. Это не было связано с воспоминаниями о смерти Родиона, это был мужчина, с которым он сражался этим вечером, грузинский Голиаф.
— Мужчина, которого ты убил сегодня…
— Мой друг.
Моя нижняя губа задрожала от увиденного, что этот сильный, необузданный и суровый мужчина превратился в тело с горой мышц, которое не наполняло ничего, кроме чувства раскаяния и вины.
— Рейз, мне очень жаль, — успокаивала я.
— Его поймали, когда мы сбежали, грузинская мафия. Он сказал мне, что если бы выиграл сегодня, то они освободили бы его. Став свободным, он мог бы отомстить людям, которые отправили его в ГУЛАГ. После всех этих лет, что он учил меня, как выживать… Он был невиновен. Он заслужил, чтобы отомстить, но…
Веки Рейза дрогнули, и я наклонилась, покрывая поцелуями его лоб, щеки и обратную сторону ладони, которая все еще была поверх моей.
— Но что?
— Но так же, как и я, — прошептал он, и кровь в моих венах похолодела.
— Что ты? — надавила я.
Его глаза расширились, когда что-то прояснилось в голове, и грудная клетка напряглась, словно от шока.
— Я невиновен, — едва слышно ответил он, явно не в силах говорить громче. — Киса, я невиновен. Я не сделал ничего такого, чтобы быть заключенным. Я не делал того, в чем меня обвинили.
Рука Рейза теперь полностью обхватила мою, и он посмотрел на наши соединенные пальцы.
— Ты дрожишь, Киса-Анна. Почему ты дрожишь?
Рыдания прорывались сквозь мое горло, и я поднесла руку, держащую полотенце, ко рту. Слезы облегчения появились в моих глазах. Он не делал этого. Лука не убивал моего брата. Он был невиновен. Я всегда знала, что он был невиновен.
— Киса, я не понимаю, почему ты плачешь? — Рейз наклонил голову в сторону, и я прильнула к его груди, вдыхая пьянящий аромат, не беспокоясь о моей одежде, которую могли запачкать кровь и чернила.
Я нашла утешение в сильных руках Рейза, которыми он обнял меня и прижал близко к себе.
— Ш-ш-ш, solnyshko, — прошептал он, и я перестала плакать, подняв голову и заглянув ему в глаза.