Селестия стала знаменем, вокруг которого сплотились те, кто взрастил в себе дружбу, словно драгоценный цветок в холодной пустыне безразличия.
И разбирая почту, помогая и поддерживая, Селестия стала духовным лидером людей, именующих себя «брони», а также носителем духа Эквестрии для тех пони, которые верили в реальность волшебной страны.
Виктор все это знал, но все равно не находил себе места.
— Ты уже рассказал ей, в каком мире она очутилась? — спросил Виктора Шеннон.
— Пока в основном хорошее, — ответил тот, — Ну там предупредил, что мы и мясо едим, и в истории воевали много — это она приняла относительно спокойно.
— Относительно?
Виктор натянуто улыбнулся и сказал:
— Ну, без истерик, криков и попыток выброситься из окна.
Макстаут покачал головой:
— Тогда ладно. Я просто к тому, чтобы ты не вываливал на нее все сразу…
…Когда же двери снова распахнулись, на пороге стояла Лира. И лишь встретившись с сияющим взглядом золотистых глаз, парень почувствовал, как с сердца скатился камень.
Пони подбежала к опустившемуся на колено Виктору и бросилась ему в объятия, крепко прижимаясь и тыкаясь мордочкой.
— Прости, прости меня, — шептала она, не слушая одобрительного гула голосов вокруг, — прости, что испугалась, что не верила тебе! Ты мой друг, настоящий друг в мире людей, первый и лучший!.. Обещай, пожалуйста, обещай, что не бросишь меня…
Виктор, проглотив вставший в горле ком, погладил шелковистую гриву пони и прошептал в подергивающееся ушко:
— Никогда. Обещаю, я никогда не брошу тебя. И прости нас за этот жестокий мир…
Кое-кто из присутствующих деликатно отвернулся. Кто-то, наоборот, смотрел и не скрывал слез. Одна из Пинки, что носила платье веселой бело-красной расцветки, попросту разревелась от переизбытка чувств, и сразу двое брони стали ее утешать.
Виктор обнимал слегка дрожащую Лиру и чувствовал, как на сердце теплеет от чувства глубокой благодарности принцессе Селестии. Та всегда умела находить общий язык с «попаданцами», и Лира не стала исключением.
Единорожка чувствовала, как человек крепко-крепко прижал ее к груди. Она прикрыла глаза и снова едва сдержала слезы…
— Хей-хей-хей! — раздался над головой возглас Сюрпрайз, — Это что за грусть-тоска на вечеринке? Не в мою смену!
Белая пегаска свалилась откуда-то сверху и протрубила сразу в три клоунских рожка. У чуть не подпрыгнувших Вика и Лиры на головах оказалось по праздничному колпаку, а весельмейстер снова взлетела и под грянувшую веселую музыку пропела:
— Почему же вы грустите?
Почему опущен нос?
Встрепенитесь, улыбнитесь
И рассмейтесь аж до слез!