Атмосфера в квартире с самого утра не поддавалась описанию. Если мама с папой радостно носились по дому, занимаясь приготовлением завтрака и обзванивая родственников с новостью: «Свершилось, Арина выходит замуж!», то мы с Лиамом были прямой противоположностью им. Я хмурилась, обижалась и все силы тратила на то, чтобы не вцепиться подобно кошке в его ногу и таким образом вернуться на Хотарис вместе с ним. Таргад же сиял спокойной, чуть отстраненной миной, что невероятно бесило.
Маме с папой мы сказали, что Лиам возвращается домой по срочным делам, а я остаюсь здесь, чтобы собрать вещи, уволиться и попрощаться. Они конечно расстроились, но ненадолго. Всё-таки для них счастье дочери всегда было на первом месте. С нас взяли обещание, что мы обязательно будем их навещать. За вранье любимым родителям стало стыдно и противно, но правда в нашем случае худший вариант. Не хватало ещё чтобы меня упекли в психушку или маму хватил удар.
Когда Таргад собрался уходить, я вызвалась проводить его. Он пытался отказаться, но я настояла.
— Или я тебя провожу и лично запихаю в этот дурацкий портал, или сейчас же расскажу папе, что ты отказался на мне женится, а я беременна! — с садистским удовольствием зашептала я ему на ухо. Император Императором, но против моего папы с ружьем ещё никто не осмеливался выступать.
Лиам мгновенно скис и был вынужден согласится.
— Шантажистка! — недовольно буркнул он. — Я даже пальцем тебя не тронул! — получив тычок в бок, добавил: — Подумаешь, немного коснулся. Кровать маленькая, места мало, вот мои руки и оказались случайно под твоей майкой. С кем не бывает, — простодушно развёл он руками.
Скептически прищурив глаза, попыталась воззвать к совести «жениха». Но она не спешила отзываться.
— Кошачье племя! Ни стыда, ни совести! — только и огрызнулась, оставив бессмысленные попытки найти у Императора то, чего отродясь у него не было.
Накинув зимнее пальто (в прошлый раз помимо холода хватило и косых взглядов прохожих, и недоуменных вопросов родителей. Пришлось им соврать, что наш багаж со всеми вещами по ошибке отправили в другую страну) и посмеявшись над Императором в папиной телогрейке, я засобиралась на выход.
— Чует моё сердце — опять она не вернётся, — услышала мамин голос, закрывая за собой дверь.
— Эх, любовь, дело молодое! — вздохнул отец.
«Если бы…» промелькнуло у меня в голове, пока я спускалась по лестнице.
На улице шёл снег, укрывая голый грязный асфальт. Но даже обильный снегопад не смог бы от меня скрыть довольное лицо Олега Леонидовича, двигающегося нам на встречу. От усердия он так яростно пыхтел, что это было заметно издалека.